Рассказы мальчика про человека паука. Сказка на ночь. в которой мы знакомимся с Даником

СКАЗКА О СУПЕРГЕРОЕ МАЛЬЧИКЕ ДАНИ К Е И ЕГО УДИВИТЕЛЬНЫХ ПРИКЛЮЧЕНИЯХ

Содержание - 11 глав Продолжение возможно- на усмотрение автора Автор- Романова Светлана, [email protected] Сказка о мальчике Данике, который решил, что дома его не любят. Он захотел измениться, и в этом ему помог волшебник Скрипидус. Но все пошло не так, как предполагал Даник. К счастью, он нашел друзей, которые помогли ему вернуться домой. Злой волшебник был побежден!

Глава первая,

в которой мы знакомимся с Даником

В городе Саратове живет один мальчик. Светловолосый, с оттопыренными ушами и большими серо-зелеными глазами, да плюс еще веснушки по носу рыжими пятнами разбежались. Мальчик как мальчик. Зовут его Данила. Но мама и папа его называют более ласково - Даником, да и он сам привык отзываться на это имя. Данику семь с половиной лет. Он очень смышленый мальчик, ходит в первый класс. Данику очень нравится рисовать и играть в машинки со своим другом Колькой. А еще у него в комнате есть батут, на котором они с Колькой частенько устраивают соревнования по прыжкам в высоту. И целый ящик разных игрушек - чего там только нет! Кубики уже не в счет, это для маленьких, зато конструкторов - целых три, меч с подсветкой, такой, как лазерное оружие у космических воинов, паровоз на батарейках с железной дорогой, целая гора машин, простых и радиоуправляемых, и даже есть две рации. А еще на полке у Даника стоят пять коробок с пазлами и столько же с настольными играми про пиратов, роботов, сокровища и гонки. Есть двухколесный велосипед, санки и роликовые коньки. Эх, хорошо Данику! Только сам он в последнее время так не считает. Грустно ему. А все потому, что жизнь последние полгода пошла у него наперекосяк. Появилась у мальчика сестренка Маша- маленький писклявый комочек со светлым редким пухом на голове и большими, как у старшего брата, ушами и глазами. А у мамы морщинка между бровей появилась, и взгляд другой стал - для Маши такой улыбчивый или совсем обеспокоенный, а для Даника какой-то невнимательный или устало-строгий. И толком уже не погуляешь сколько хочешь и в гости не поедещь- как-то не получается у мамы теперь собраться, а папа все время на работе. Вот так Даник и загрустил. Друг Колька его, конечно, успокаивал: - Да что ты! У меня сестер целых две! Обе старшие, толку от них - никакого. Перед зеркалом вертятся и наряжаются. Бр-р-р. И командовать ох как любят. Колька, пойди принеси то, пойди принеси это,- ворчал Колька, изображая голос одной из своих сестер, - А как станут хихикать, своих женихов обсуждать - начинают из кухни выгонять. Иногда и сам не знаю, куда от них спрятаться! Вчера решил: делать что-то надо, не буду терпеть. В знак протеста стащил у Наташки губную помаду и усы на плакате дядьке с гитарой нарисовал. Дядька на стенке у них в комнате висит, улыбается. Так там визгу было! Еще и по шее получил. Колька энергично помахал рукой в районе своей шеи и продолжил: - А то, что твоя плачет - так это цветочки. Что там? Поорет, покачают и успокоится. По крайней мере, ты в доме старший. Даник, вспоминая Колькины слова, тихонько вздохнул. Что ни говори, у друга своя правда, а у него своя. Даник, перестань, ты уже большой. Даник, сделай сам, я сейчас занята. Даник, посмотри за сестренкой. Даник, нет, не могу. И вот так вот весь день дома. Даже поговорить вечером за столом уже не получается: мама теперь рядом не сидит, а папа после работы или в выходной сразу идет телевизор включать. Вот и доедает Даник свой ужин в одиночестве, ковыряясь в тарелке ложкой и рисуя там корабли, идущие друг другу навстречу. Бамц! Один, пиратский, взял на абордаж большое торговое судно. Но тот корабль не сдается. Там бегают человечки и пытаются отбить нападение. Однако пираты дело свое знают и вот минутами позже побежденный и разграбленный фрегат уходит на дно тарелки, оставляя после себя только чистую и ровную поверхность. - Даник! Ты когда доешь?! Или будешь до утра сидеть на кухне? Даник вздыхает и отправляет последние четыре ложки в рот. Ну вот, теперь скажут со стола убрать. - Убери посуду со стола, пожалуйста,- напоминает мама. И помыть. - И помой за собой, - продолжает мама. А вот за Колькой до сих пор мама и сестры посуду убирают и моют. Нет, все-таки жизнь штука сложная. Не задалась она у Даника. Что же потом будет, если, по Колькиному мнению, это цветочки. Чего от Маши ему ожидать? Женихов? Нарядов? Спасибо, не надо всего этого. И так денег в доме нет постоянно. А Даник о компьютере мечтает. Вот теперь сидит субботним днем Даник за письменным столом у себя в комнате и обо всем этом размышляет. Папа пару часов назад привел его из школы, где на занятиях мальчик с остальными ребятами проходил, какие звери и птицы на свете бывают, картинки с логическими последовательностями разбирал, а еще геометрические фигуры разные красил. Даник после занятий поел хорошо - обед все-таки!- и решил, что нечего откладывать в долгий ящик то, что можно сегодня сделать, пока вечер не наступил. Вечером Даник на улицу гулять с мамой и Машей пойдет. А про долгий ящик только говорится так, на самом деле нужно было подготовиться к следующему уроку во вторник: выполнить одно задание, которое ему на занятиях сказали сделать. А задали ему нарисовать его семью. Папу, маму и Даника. И Машу. "Краски возьму", - мрачно подумал Даник. С красками у него были особые взаимоотношения. Вот Колька краски не любил, все больше как-то фломастерами рисовал, а Даник наоборот. С ними поярче картина выходила. Надо нарисовать небо голубое, радугу и солнце большущее желтое - пару раз провел кисточкой: пожалуйста! А если мальчик был не в духе или просто не хотелось ему делать что-то, но нужно это было сделать: к примеру, пингвина нарисовать или жирафа, то тут с красками еще проще. Наметил как смог овал или круг, если жираф, то ноги и шею подлиннее добавил, а потом хорошим ярким зеленым или синим цветом всю работу закрасил. Позвольте, а где собственно, жираф, тут его спрашивали. Или пингвин. В таком случае Даник всегда отвечал коротко: "Он спрятался". Ну, а для такого задания, как сегодняшнее, как раз и нужны были краски. Даник уже начал рисовать, даже наметил большую тучу в первой половине листа и хотел ее сделать немного мрачнее. Он окунул в баночку с черной краской кисточку и занес было ее над рисунком, но тут жидкая капля краски сама шлепнулась на бумагу. Только не там, где была запланированная туча с дождем, а там, где планировался сам Даник. Даник разозлился и хотел смять лист чтобы пойти отнести его в мусорное ведро. Только что-то его остановило. Этим что-то оказалась та самая капля - она стала как-то равномерно во все стороны расползаться, потом набухать и приподниматься. Она уже собственно и не была каплей как таковой, скорее это был маленький холмик, который, впрочем, скоро превратился в маленькую горку. Ну а затем перед удивленным Даником оказался маленький абсолютно черный человечек с длинным крючковатым носом, в сюртуке с большими полами, башмаках с квадратными пряжками, остроконечной шляпе и тростью в левой руке.

Глава вторая,

Где таинственный незнакомец представляется

Глава третья,

из которой мы узнаем, почему таинственных незнакомцев следует опасаться

Даник было снова подумал, что все произошедшее ему приснилось, когда он сидел за столом. Но нет, тучу и кляксу он помнил совершенно точно. Значит, размышлял он, чтобы понять, сон это был или не сон, или, что еще хуже, голова его в порядке или не в порядке, а потому начала выкидывать такие вот номера в виде галлюцинаций, так вот, чтобы понять, правда это была или неправда, Данику нужно просто проверить. Только вот что? Даник осмотрелся по сторонам, взгляд его упал на батут. Прыгнуть. Вот что проще простого. Они с Колькой не раз обсуждали: если сильно оттолкнуться, когда прыгаешь, будет ли сам прыжок похож на полет. Даник встал из-за стола, залез на батут и постарался подпрыгнуть как можно выше, очень высоко. Да! Он почувствовал, что потолок уже совсем близко, голова сейчас коснется его. Тогда он изловчился и подпрыгнул еще выше. Совершенно странным образом голова прошла через междуэтажное перекрытие и вынырнула в квартире соседей сверху, как раз напротив дивана, где сидел сосед в очках, трусах и майке и читал газету. У Данника даже дыхание от испуга перехватило, но когда он понял, что сосед его не слышит, не видит и никоим образом не замечает, то успокоился и даже сделал еще несколько таких же прыжков, чтобы рассмотреть, что еще находится в соседской квартире. Спустя десять минут безумного скакания между четвертым этажом, где жила семья Даника, и пятым, где жил сосед в очках с газетой, мальчик наконец остановился и перевел дух. - Ну и дела!- восхитился он. Даник пришел в такое возбуждение, что ему даже пришлось сделать несколько очень глубоких вдохов и выдохов, чтобы начать спокойно думать. "Итак,- подумал он,- что я прохожу через стены, это совершенно точно... " Для подтверждения этой мысли он засунул руку к соседям за стенкой и снова высунул ее без видимых усилий. Странно, что он сразу этого не заметил, когда вставал - ведь ему даже не пришлось отодвигать стул. "И, кажется, я невидим. Прыгаю я точно лучше всех, но вот умею летать ли?" Мальчик неуверенно взглянул на балкон. Был конец мая, стояла очень теплая погода. Солнце светило ярко, точно радуясь скорому наступлению лета, а потому дверь на балкон была немного приоткрыта, чтобы проветрить детскую комнату. Но и этой щели Данику хватило чтобы выбраться на балкон. Он смотрел вниз в сомнении и думал. Внизу по пешеходному тротуару куда-то шли по своим делам люди. Кто спешил, на ходу разговаривая по телефону, как один серьезный дяденька, кто шел не торопясь, неся из магазина сумку с продуктами, как пожилая соседка, у которой внук ходил в детский сад. А еще какая-то пара выгуливала собаку. "Если что, народу не очень много. Буду надеяться, что головы не поднимут и не увидят меня в небе. Стоп! Я же невидимка!" Странно, но почему-то эта мысль совершенно не принесла ему облегчения. Напротив, ему совсем расхотелось летать и уж, конечно, прыгать вниз. "А вдруг я упаду?- со страхом подумал Даник,- Что же тогда со мной будет?" С бьющимся сердцем и в липком поту Даник подошел к краю балкона. (....) Так что Даник отправился прямиком к заветному месту. Действительно, так оно и было. Продавщица- ярко накрашенная полная тетка в белом переднике- стояла там, где положено. Тут Даник сделал то, что ни в коем случае нельзя делать, потому как это очень стыдно. Он захотел стащить мороженое прямо из-под носа у продавщицы. Раз я невидим, рассуждал он, что мешает мне тихонько приоткрыть стеклянную крышку и достать себе одно маленькое, ну очень маленькое мороженое. Тем более оно, в ярком стаканчике с нарисованным на нем мультяшным героем так и просилось в руки мальчику. Давай скорей открывай дверцу и забирай меня, казалось, оно умоляло его. Конечно, родители Данику в свое время говорили, что воровать ни в коем случае нельзя, даже когда тебя не видят. Но они же не знали, что их сын станет невидимкой и его действительно никто не увидит. Так что Даник решил попробовать, тем более что он вспомнил: последний раз ему покупали мороженое целых пять дней назад! Итак, когда продавщица обернулась, чтобы посмотреть, что там сзади на стуле мешает ей сидеть, Даник протянул руку с целью отодвинуть крышку холодильного ящика в сторону. Но крышка двигаться не хотела. Она как была на том же месте, так и оставалась, а вот рука проскользнула мимо нее. Даник попробовал толкнуть крышку снова, совсем уже не думая о том, видит ли его действия тетка- продавщица. И так же, как и в первый раз, его постигла неудача. Шкаф все также оставался закрытым, а рука проходила сквозь предметы. Он даже мог засунуть руку в сам ящик с мороженым, но вот взять это мороженое он теперь не мог. Эта ситуация совершенно не понравилась Данику, о таком повороте дел мальчик раньше не думал. Это получается, что он и есть теперь не сможет, и пить, и мяч гонять во дворе. Поди, так и с голоду или от жажды умереть можно. И как он теперь все это маме с папой объяснит? Даник вдруг вспомнил, что летал на улице он, наверно, уже почти час, и скоро уже должна зайти в комнату мама: нужно будет попить чай и идти гулять на улицу вместе с Машей в коляске. Он заторопился, побежал, подпрыгивая и ежеминутно взлетая, во двор, отыскал дверь в свой подъезд и не без труда балкон их квартиры на четвертом этаже. Влетел на него, и через щель забрался в комнату. Как раз во время. Мама стояла в коридоре и переговаривалась с папой: - Странно? Я его там не видела. Может, спрятался? Мама вошла в комнату и, не замечая стоящего напротив нее Даника, стала заглядывать в шкаф, под стол и под кровать. -Даник? Даник?! Даник не мог даже шелохнуться. Он вдруг ясно понял, что мама его тоже не видела.

В тёмном дремучем лесу жила - была семья пауков: папа - паук, мама - паучиха и маленький сыночек - паучок.

Он был не очень послушным сыночком. Однажды утром, после завтрака, он решил пойти погулять. Мама - паучиха и папа - паук сказали ему: "Погуляй, но только не уходи далеко от дома. Ты можешь заблудиться и попасть в беду. Лес большой, и в нём много опасностей."

"Не беспокойтесь, я буду играть с друзьями - паучками около дома, мы не пойдём далеко в лес, " - пообещал Паучок.

Поиграв немного с друзьми - паучками, он захотел прогуляться до солнечной полянки, которая была совсем недалеко.

Обычно Паучок ходил на эту полянку с папой и мамой, но в этот раз решил отправиться туда один, вообразив себя достаточно взрослым для такого путешествия.

Ведь это так забавно,так захватывающе интересно гулять по лесу одному! Паучок совсем забыл, что обещал маме и папе не уходить далеко от дома.
Идёт Паучок по тропинке, слушает пение птиц, ягодки срывает. А птички над тропинкой тревожно порхают и как будто выговаривают:

"Чирр-чирр-не ходи!" Но Паучок не обращает на это внимания и продолжает
углубляться в лес. Даже не заметил, как забрёл в самую чащу и заблудился.

Вдруг видит: стоит перед ним небольшой покосившийся домик.
"Откуда здесь этот домик? В прошлый раз, когда мы гуляли с мамой и папой, я не видел никакого домика," - подумал Паучок.

Он ещё не понял, что заблудился. Паучку стало очень интересно, кто живёт в этом домике, и он робко постучал в дверь.
А в домике жил злой и вредный Таракан. Он в это время лежал на печке и раздумывал, чего бы ему поесть, потому что был голоден.

Услышав стук в дверь, Таракан заворчал: "Кто это стучит? Я никого не приглашал!"
Друзей у Таракана не было, ведь он не умел дружить! Это был хитрый, жадный и злой Тараканище.

Он открыл дверь и увидел улыбающегося Паучка. Таракан очень обрадовался, что "обед" сам к нему пожаловал.
"О, Паучок, здравствуй, как я рад тебя видеть!" - прикинулся вежливым Таракан.

"А я с Вами ещё незнаком, как Вас зовут?" - спросил Паучок.
"О, конечно, сейчас мы с тобой познакомимся, полезай на печь!" - ухмыльнулся Таракан.

Паучок, ничего не подозревая, удобно устроился на печке и стал внимательно слушать Таракана. Он думал, что хозяин дома будет его развлекать интересной беседой, смешить и удивлять.

"Ну что ж, давай познакомимся! Меня зовут Таракан. А тебя я знаю.Ты Паучок, и часто гуляешь с мамой и папой по лесу. Но сейчас я ужасно голоден и буду варить обед. Ты поможешь мне сварить суп?" - спросил и зловеще блеснул круглым чёрным глазом Таракан.

"Конечно, с удовольствием! - радостно ответил Паучок. - А из чего мы будем варить суп?"

"Мы сварим очень вкусный суп. Из одного маленького, любопытного Паучка, который пришёл ко мне в гости! Ха- ха- ха!" - злорадно захохотал Таракан.

И только тут Паучок понял, в какую страшную историю он попал. Он очень испугался, заплакал и стал умолять Таракана отпустить его к мамочке и папочке.

Но Таракан был бессердечным и никогда никого не жалел.
Он схватил Паучка и посадил его в коробку. Паучок поплакал немного,а потом стал размышлять,как ему спастись.

Думал он, думал - и вдруг вспомнил, как мама-паучиха и папа-паук плетут паутину. И его они тоже учили, но у него ещё не всё получалось, ведь он был маленьким Паучком.

Он вспомнил, как папа-Паук говорил ему, что тот, кто попадёт в паутину,уже не сможет выбраться из неё, такая она липкая и прочная. Сидя в душной и тёмной коробке, Паучок стал припоминать, чему учили его мама с папой, и решился, наконец, попробовать.

А как вы думаете,получилось ли у него? Конечно же, того, кто старается, всегда ждёт успех в делах!

А Таракан уже готов был вкусно пообедать и открыл коробку: "Ну, выходи, дружок. Я хочу, чтобы ты сам запрыгнул в мою тарелку!"

Паучок притворился, что очень боится, и попросил дрожащим голосом:
"Извините меня, дядя Таракан, но я не могу выйти из коробки, потому что зацепился за что-то. Помогите мне, пожалуйста, выбраться."

"Ладно, глупый паучишка, так и быть, помогу тебе," - прорычал Таракан. Если бы не сильный голод, он ни за что не стал бы помогать.Таракан нетерпеливо заглянул в коробку, и в это время Паучок ловко накинул на него липкую паутину и стал опутывать ею. Что тут началось!!!

Таракан барахтался, ругался, пытаясь освободиться, но только больше запутывался в паутине, которая крепко держала его. Обессиленный,он так и остался лежать в коробке, а Паучок со всех ног бросился бежать домой.

Он рассказал маме и папе,как перехитрил злого Таракана. Родители сначало поругали Паучка за то, что он без разрешения один отправился в лес.

Но они были очень рады тому, что их сыночек спасён, и похвалили
Паучка за то, что он научился плести паутину и не испугался зловредного Таракана.

А Паучок пообещал всегда слушаться маму и папу. Мама - Паучиха испекла вкусный пирог с лесными ягодами. В гости пригласили лесных
зверюшек, все пили душистый чай с пирогом и радовались спасению Паучка.

А ты, мой маленький дружок, понял, как важно быть послушным?

Spider-man: Forever young

© Д.А. Старков, перевод на русский язык, 2017

© ООО «Издательство АСТ», 2017

Посвящается Стэну Ли, без которого…

…ну, сами знаете.

Часть первая
Юноша

Так молния, блеснув во мраке ночи,
Разверзнет гневно небеса и землю,
И раньше, чем воскликнем мы: «Смотри!» -
Ее уже поглотит бездна мрака -
Все яркое так быстро исчезает.

У. Шекспир, «Сон в летнюю ночь», пер. Т.Л. Щепкиной-Куперник

Глава первая

НАЖАВ пальцем на ладонь, Питер Паркер тут же ухватился за толстую нить паутины, вылетевшую из сопла паутиномета на запястье. Нить туго натянулась, он взмыл в воздух и понесся вперед с такой скоростью, что весь Нью-Йорк Сити внизу превратился во множество разноцветных расплывчатых пятен.

Смерть дяди была не единственной причиной, побудившей Питера встать на борьбу с преступностью в образе Человека-Паука. Ему просто нравилось все это. Летать, пикировать вниз, прыгать, подтягиваться, перескакивать с крыши на крышу, карабкаться по отвесной стене – все это было так здорово! Притворяясь обычным «среднестатистическим» Джо, он чувствовал себя точно бегун, вынужденный ходить в свинцовых башмаках. Нет, образ обычного человека не мешал ему быть самим собой – просто образ Паука предоставлял для этого куда больше возможностей.

Однако в тот вечер на душе было так тяжко из-за проблем с деньгами, что даже самые дикие взлеты, прыжки и падения не помогали расслабиться. Несмотря на остроту ума, сумевшего создать полимер, превращающийся в паутину, которой стреляли его паутинометы, несмотря на соответствующую уму силу, быстроту и ловкость, приобретенные еще школьником после укуса радиоактивного паука, Человек-Паук никак не мог отделаться от мыслей о том, что ему не удается.

«Поверить не могу, – думал он. – Я продал скутер, но все равно не могу позволить себе пойти на какой-нибудь убогий фильм – даже на утренний сеанс за полцены! Не говоря уж об учебниках, о еде, и тем более – об аренде жилья».

Описав в воздухе огромную дугу, точно маятник, он разжал пальцы и отпустил нить. Недолгое ощущение полета – и Питер прилип к белой кирпичной стене старого, еще довоенной постройки, здания.

«Хорошо, что в квартире Гарри есть вода, не то мог бы и умереть от жажды».

Устроившись на углу карниза, он одернул маску и расправил складку, из-за которой чесался затылок.

«Мужайся, Паркер! На свете полно тех, у кого нет даже чистой воды!»

Он оглядел безмолвные здания, улицы, ярко освещенные фонарями тротуары, но не нашел ничего примечательного. Как же так? Обычно, придя в настроение поболтать, он всегда мог рассчитывать на собеседника – на какого-нибудь негодяя с напыщенным «Я уничтожу тебя!», или уличного грабителя с отвисшей челюстью: «Обалдеть! Человек-Паук!».

Но сегодня, в ночной тишине, призвать к ответу было некого – кроме себя самого.

«И что же теперь? Надеяться на то, что кто-то нарушит закон, чтобы получить шанс сделать несколько снимков для „Бьюгл“? Ну, да… что-то вроде того».

Питер внимательно прислушался – вдруг сквозь шум большого города пробьется крик о помощи? Но даже поток машин двигался легко и свободно.

Осмотр района не принес ничего, кроме пары неправильно припаркованных автомобилей. Больше, насколько он мог судить, в Нью-Йорк Сити – впервые за всю его историю – не наблюдалось ни единого правонарушения.

Мало-помалу пришло время окончания последних киносеансов и театральных представлений. На тротуары выплеснулись компании друзей и влюбленные пары…

«Пора направляться домой, пока Гарри не вернулся со свидания с Эм-Джей. Не стоит соседу с подружкой видеть, как я возвращаюсь домой через окно».

Выбрав кратчайший путь, Питер понесся над громадами складов Портновского Квартала. Приземлившись на крышу одного из самых старых, он почувствовал легкую дрожь, зародившуюся в кончиках пальцев рук и ног, растекшуюся по конечностям и слившуюся в одно целое у поясницы. Паучье чутье, предупреждавшее его о близкой опасности, обычно било тревогу куда сильнее, порой заставляя его прыгнуть еще до того, как он успевал понять, откуда грозит опасность. Но на сей раз это было больше похоже на мурашки по коже от прохладного бриза, на смутную тень беспокойства.

«Мне так не терпится взяться за дело, что вскидываюсь по поводу и без… Паркер, когда ты, наконец, повзрослеешь?»

* * *

СТОЯ в одиночестве внутри обветшалого здания, восьмидесятидевятилетний Сильвио Манфреди размышлял о том, что ему уже давным-давно ни к чему – да и некуда – расти. Уличной кличкой – Сильвермэйн, то есть «Седовласый» – было сказано все. Он был главой Маггии, крупнейшего преступного синдиката в городе. Он был доминантой, альфа-самцом, и – уже не первый десяток лет – желанной добычей для тех, кому не терпелось занять его место.

При его роде занятий любое проявление слабости означало смерть. Сильвермэйн не мог позволить себе просто быть наверху – тут требовалось, чтобы это видели все и во всем, вплоть до одежды. Правильно выбранный деловой костюм означает влиятельность. Правильно выбранное оружие показывает, что его хозяин умеет с ним обращаться. Вот почему он, в глубине души скучая по старой шляпе-хомбургу, темно-серому костюму в полоску и двуцветным ботинкам, носил последние модели костюмов от Бриони; вот почему вместо старого доброго томми-гана всегда таскал при себе симпатичную маленькую штучку, способную выпустить 420 пуль в секунду.

К тому же, жизнь научила его чуять опасность. Поэтому, когда его поверенный, Цезарь Цицерон, адвокат с лицом мопса, начал умолять его не ходить на этот склад самому, да еще без охраны, он лишь фыркнул, раздув ноздри. Добрый совет? Ага, конечно, вот только в словах адвоката всегда есть и второй смысл. Амбициозный Цицерон, правая рука Сильвермэйна, нащупывал слабину, выискивал признаки старческой слабости в ожидании своего часа.

Но Сильвермэйн не купился на это. Городские закоулки скрывали трупы сотен лопухов, имевших глупость доверить важные дела, наподобие сегодняшней встречи, какому-нибудь лакеишке. Уж Сильвермэйн-то знал. Половину этих лопухов он отправил на тот свет сам.

Поэтому, несмотря на боли, потрескивающий при ходьбе бедренный сустав и изношенное сердце, грозившее прикончить его вернее пули наемного убийцы, Сильвио Манфреди отправился сюда сам, один, наотрез отказавшись взять с собой хотя бы одного телохранителя.

Будь это ловушкой, он бы почуял опасность.

Но минуты шли, он ждал в одиночестве, и мало-помалу холод пробрал его до костей, заставив признать, что слабину, конечно, выказывать – не дело, однако смерть есть смерть. Рано или поздно наступит час, когда доверяться притупившимся с возрастом инстинктам станет не лучшей из идей. По пути сюда он трижды забывал адрес. А заглядывая в блокнот, в который записывал особую информацию, какую только дурак доверил бы всем этим цифровым как-их-там, едва мог разобрать собственные каракули.

Опасаясь, что у него опять трясутся руки, он вытянул руку вперед. Рука была достаточно тверда, но кожа на пальцах, когда-то способных переламывать кости, была так сморщена, что ему тут же вспомнилась бабка.

От одной мысли об этой ведьме сделалось тошно. Будь с Сильвермэйном кто-нибудь из его людей, он ударил бы его – только бы вытряхнуть из головы эти воспоминания. Когда его мать погибла, собственным телом заслонив сына от пули сицилийского мафиозо, явившегося свершить вендетту, маленький Сильвио был отослан к единственной живой родственнице. Эта старая карга никогда не была молодой, а к моменту их знакомства и вовсе окаменела, как надгробие. И ее первые слова были – точно плевок в лицо:

– Се нон фоссе пер те, миа филья сареббе анкора виво!

«Если бы не ты, моя дочь была бы жива!»

Не в силах сжать в кулак пораженные артритом пальцы, она била его деревянным черпаком. А по ночам, думая, что он не слышит, пела себе колыбельную – мелодию, памятную ей со времен сурового детства в деревне, где выживали только шустрые и сильные, а умение выжить ценилось превыше всего.

Нам говорят: мы рождены для смерти.
«Какая чушь! – отвечу я. – Не верьте!»
Кто правду знает, никогда не станет стар:
Он пьет и пьет чудесный юности нектар!

Со временем старый деревянный черпак сломался. Тогда бабка отняла у Сильвио несколько оставшихся от матери медяков и купила новый, стальной. Через год ежедневного битья сломался и этот.

И тогда бабка, потрясая сломанным черпаком, сказала:

– Анке сарай ла миа морте!

«Ты и меня сведешь в могилу!»

И когда она, наконец, умерла от обширного инфаркта, он от души надеялся, что это из-за него.

Сильвермэйн задумался, стараясь припомнить второй куплет, но за спиной послышался кашель. Он резко обернулся. Лицо стоявшего позади было укрыто под капюшоном плаща. Должно быть, он вошел, пока Сильвермэйн был поглощен дурацкими грезами. Такой ошибки больше нельзя было себе позволять: новоприбывший уже подошел слишком близко, и Сильвермэйн не мог чувствовать себя в безопасности.

– Ты опоздал, – не показывая удивления, усмехнулся Сильвермэйн.

Вошедший едва ли не пренебрежительно пожал плечами под ярким желто-зеленым плащом. Вероятно, его костюм должен был отвлечь внимание от лица, скрытого под слишком просторным капюшоном лишь частично.

– По улицам прошел слух, будто ты приведешь с собой компанию. Мне требовалось убедиться, что ты один.

Манфреди изобразил обиду на лице.

– Думаешь, я стал бы нарушать слово?

В ответе презрение прозвучало яснее ясного:

– Судя по тому, что я знаю о твоем прошлом, ты до сих пор жив не в последнюю очередь потому, что держал слово только тогда, когда это было в твоих интересах. Рад, что тебе хватило ума понять, что это в твоих интересах и на сей раз.

Сильвермэйн едва заметно улыбнулся и шагнул ближе.

– Твоя информация о Кингпиновом графике перевозок оказалась чистым золотом. Тебе нечего бояться Маггии, э-э… как мне тебя называть?

– Махинатор.

Чтобы удержаться от смеха, Сильвермэйн пососал зуб – и высосал из дупла кусочек курятины, застрявший там за обедом.

– Окей. Хочешь – зовись хоть Леди Гагой. Итак, теперь, когда мы знаем друг друга лучше, что я могу сделать для тебя, Махинатор?

– Вопрос, скорее, в том, что я могу сделать для тебя, – человек в плаще протянул Сильвермэйну толстую папку. – Знаю, ты предпочитаешь распечатки.

Прочесть мелкий шрифт было тяжело, но, едва разобрав заголовки, Манфреди вновь почувствовал себя молодым.

– Это же вся дилерская сеть Фиска! Правильно разыграв это, я могу разделаться с ним навсегда! – Сильвермэйн сузил глаза. – Что тебе сделал Кингпин? Убил твою милую?

– Это мое дело.

– Конечно, конечно, твое. Вот только…

Кроме всего прочего, жизнь научила Манфреди не доверять никому, не зная его слабых мест. Поэтому он, изобразив старческую слабость в коленях, качнулся вперед, замышляя сорвать с головы Махинатора капюшон.

– …Я не люблю загадок!

Однако – либо Сильвермэйн переоценил собственное проворство, либо Махинатор двигался с невероятной быстротой. Пальцы Манфреди сомкнулись в воздухе: Махинатор успел отстраниться. Сильвермэйн напружинился в ожидании контратаки, но Махинатор, едва оказавшись на безопасном расстоянии, остановился, ожидая его следующего хода.

– Это было глупо, – сказал он.

«Он прав, – подумал Манфреди, – я наверняка выставил себя идиотом. Если этот олух развяжет язык в каком-нибудь баре, слух об этом разлетится по улицам через час. И, если он дойдет до Цицерона…»

Палец Сильвермэйна дрогнул на спусковом крючке пистолета в кармане. Одной его половине хотелось расправиться с Махинатором немедля. Но другая половина хотела сохранить источник информации о Кингпине. Как же разумнее поступить?

За нерешительностью последовал тошнотворный тягостный страх. Возникший из ниоткуда, он навалился на грудь, сдавил ее – будто невидимый слон уселся сверху. Со стоном схватившись за сердце, Сильвермэйн рухнул на колени.

Мыча от мучительной боли, главарь Маггии ударил себя в левое плечо – раз, другой, третий. Только после этого, убедившись, что сердечный приступ – не притворство, Махинатор подступил ближе.

– Помощь нужна? Может, врача?

– Назад! Какая тебе разница, буду я жить или помру?

– Преемник?! Не будет никакого преемника! Ей воспользуюсь я. А теперь иди. Проваливай. Проваливай!!!

* * *

ЗАЛ совещаний Кингпина в ухоженном офисном здании, возвышавшемся над Адской Кухней, был полон его доверенных советников и наемных мускулов. В большинстве своем мускулы знали, что здесь позволено говорить только советникам, но самому новенькому из них, недавно нанятому скуластому парню по имени Томми Татл, еще предстояло многому научиться.

– Так что ж мы здесь ищем, босс?

Сбитый с мысли, Уилсон Фиск по прозвищу Кингпин (или Большой Босс), повернулся к Томми и взглянул на него. При этом его кожаное кресло, сделанное по особому заказу, заскрипело, как обшивка новоанглийских шхун. Надеясь, что гневного взгляда довольно, чтобы выразить его мысль, Фиск вновь повернулся к спроецированному на стену кадру.

– Уэсли, эта резьба прекрасна. Просто завораживает. Понятно, отчего она так увлекла тебя. Но как этот… экспонат может помочь моей организации снова подняться наверх?

– Мистер Фиск, это же карта, указывающая, где зарыт клад, ключ к величайшей тайне всех времен. Люди умирали за нее тысячелетиями, но, помимо кое-каких диких домыслов, никто не знает точно, что это за тайна, поскольку никто не сумел найти ключ к шифру.

Ответ, очевидно, был неполон. Несомненно, этот очкарик ожидал, что его работодатель поймет все остальное сам. Эта черта Уэсли нравилась Кингпину.

– Полагаешь, что ты сумеешь?

– Речь не обо мне. Я подыскал ряд кандидатов и со всем тщанием выбрал из них одного. И его будет несложно… заполучить.

Фиск задумчиво побарабанил кончиками пальцев по подбородку.

– Где она сейчас?

– Национальный научный фонд отправлял ее во многие университеты, надеясь, что где-нибудь ее да смогут расшифровать. В данный момент она находится в Выставочном зале Государственного университета Эмпайр.

Томми опять раскрыл рот:

– Оттуда ее стырить – легче легкого. Ну, кто там у них – кучка бородатых академиков с залатанными локтями?

Несмотря на его новый проступок, Фиск не сводил глаз со скрижали. Жалкие усилия этого парня заработать прозвище «Томми-Говорун» не помогали. Но этот парень чем-то напоминал жене Фиска их собственного сына, и Кингпин снова сделал вид, будто не заметил его прегрешения.

К счастью, в разговор вступил Уэсли:

– Дело в том, сэр, что колледж обеспечивает охрану силами сторонней компании – «Тек-Уолт». С виду она вполне легальна, но на деле принадлежит Маггии. В девяноста случаях из ста они работают превосходно, хотя и вынуждают хозяев держаться начеку, когда по городу перевозится нечто ценное и уникальное.

Эти новости привлекли внимание Фиска.

– Продолжай.

– Насколько мне известно, Цезарь Цицерон, консильери Сильвио Манфреди, счел эту скрижаль слишком известной, чтобы она могла хоть чего-то стоить на черном рынке. Думаю, он даже ни словом не упомянул о ней Сильвермэйну.

– Но Маггия не имеет понятия, как ее расшифровать, в отличие от нас! – в глазах Фиска вспыхнули искорки. – Уэсли, ты превзошел самого себя. Я так давно искал возможность выставить их дураками! Свистнуть эту штуку из-под самого их носа – как раз то, что надо. А если эта легенда окажется правдой, в придачу нам достанется разгадка величайшей тайны мира, какой бы она ни была.

– Благодарю вас, сэр. Теперь нам нужно только…

Внезапно Уэсли умолк. Все взгляды устремились к дверям.

Кингпин обернулся, раздраженный новой помехой. Но когда он увидел, в чем дело, ярость на его лице тут же сменилась выражением детской незащищенности. Появление этой высокой, стройной женщины с безупречно черными волосами, разделенными столь же безупречно белой прядью в центре лба, было вполне уважительной причиной общего молчания его сотрудников.

– Ванесса, Любовь моя…

Ванесса Фиск ответила мужу более холодной версией его влюбленного взгляда.

– Прошу простить за вторжение…

Вспомнив о манерах (что с ним случалось нечасто), Кингпин поднялся. Под нажимом его брюха стол отодвинулся на дюйм назад.

– Нет. Тебе никогда не будет надобности просить у меня прощения.

Она собиралась коснуться его, но в последний момент сдержалась.

– Я старалась дождаться, но почувствовала, что вот-вот сойду с ума. Я только что разговаривала с одним из бывших одноклассников сына. Он сказал, что Ричард, отправляясь на лыжный курорт, выглядел подавленным, и я никак не могу перестать тревожиться о нем.

Их интимный разговор не удивил никого. Кингпин и его жена часто держались так, будто говорят наедине – не оттого, что остальной мир ничего не значил для них, а просто потому, что они обладали властью, достаточной, чтобы на время отодвинуть его в сторонку.

Кингпин умоляюще улыбнулся жене.

– Разве теперь каждый недоучка из колледжа – дипломированный психолог? У тебя такое большое сердце – я ведь сам видел, как ты плачешь, глядя на заходящее солнце. Ричард наслаждается отдыхом, вот и все – и думает о том, что обременяет всех юношей, прежде чем они вступят во взрослую жизнь.

Но немедленного ответа не последовало, и Кингпин был озадачен. Ванесса словно боролась с каким-то темным чувством – со страхом или сомнениями.

– Уилсон, не скрываешь ли ты от меня чего-нибудь?

Веки Фиска затрепетали.

– Конечно, нет, Ванесса. Я никогда не солгу тебе.

Томми-Говорун пробормотал что-то себе под нос, точно соглашаясь с этим. Фиск скрипнул зубами. Уголком глаза он отметил, что Уэсли схватил юнца за запястье и с силой сжал его.

– Как я могу быть в этом уверена, – возразила Ванесса, – когда ты так превосходно лжешь другим?

Фиска словно обожгло огнем.

– Что? Но я же люблю тебя. Ты и Ричард – самое главное, что у меня есть в жизни. Все, что направляет меня и ведет вперед…

Нахмурившись, словно не совсем удовлетворенная его ответом, Ванесса вышла. При виде ее бедер, качающихся под платьем, у Фиска заныло в груди. Ванесса смолоду была подвержена депрессии, а уж теперь в тревожном настроении и вовсе казалась серым призраком, который, ненадолго навестив мир живых, должен вновь удалиться прочь, за завесу непознанного. Он мог бы положить к ее ногам весь мир, но был не в силах вытащить жену из бездны ее собственных чувств.

* * *

В ЗАЛЕ было так тихо, что шепот Томми Татла помимо собственной воли услышали все:

– Ничего себе… Похоже, она – единственный в мире человек, которого боится сам Кингпин.

Развернувшись, как огромный глобус на оси, Фиск взглянул в глаза парня.

– Сейчас ты у меня узнаешь, что такое страх.

Он двинулся вперед, без малейшего напряжения смахнув в сторону стол для заседаний.

Когда-то Томми видел в видеозаписи атакующего бегемота и знал, насколько опасными могут быть эти неуклюжие с виду громадины. А Кингпин оказался вдвое проворнее. Однако первый удар не отправил Томми в блаженную отключку, и это позволяло надеяться, что взбучка будет не такой уж страшной. Томми понимал, что заслужил урок. Ему сроду не удавалось держать язык за зубами.

Только после пятого удара, едва не расплющившего его широкую скулу, он понял, что Фиск нарочно держит его в сознании, чтобы охранник как следует прочувствовал каждый миг боли.

– Никто не смеет ни словом заикаться о моей жене. Никто.

Глава вторая

УЖЕ ОПАЗДЫВАЯ на самую важную из назначенных на сегодня встреч, Питер бежал через центральную площадь Государственного университета Эмпайр. Он полностью сосредоточился на том, чтобы бежать не слишком быстро, и хлопок по спине застал его врасплох.

– Ты ведь Питер Паркер, верно?

Лицо приветствовавшего Питера парня было дружелюбным, но совершенно незнакомым.

– В общем, да, если ты – не по поводу оплаты счетов…

В ответ незнакомец подал ему руку.

– Рэнди Робертсон. Робби Робертсон – мой папа.

Улыбнувшись и пожав его руку, Питер попытался припомнить, говорил ли редактор отдела городских новостей, что его сын поступил в ГУЭ.

– Понятно!

– Папа сказал, что один из его внештатных фотографов здесь – особо важная персона.

– Особо важная? Да я даже опоздать на минуту не могу. Рад познакомиться, но… – слова «я опаздываю» застряли у Питера в горле. С виду Рэнди был в кампусе таким же новеньким, как его кроссовки. Ладно. Еще минута задержки уже ничего не изменит. – Как тебе здесь? Нужно помочь что-то найти? Кафе? Туалет? Первое всегда влечет за собой второе, верно я говорю?

Рэнди пожал плечами.

– Нет, все в порядке, просто хотел познакомиться лично. Ты ведь тоже на акцию протеста, да?

Он указал кивком головы на большую толпу, готовившую плакаты для акции всего в нескольких ярдах от них.

«Ух ты. Как я не заметил? Их же не меньше сотни».

В центре толпы стоял активист Джош Киттлинг, настоящая «особо важная персона». Стоило Питеру попасть под прицел его взгляда, звучный голос Киттлинга загремел, вырываясь на волю из тщедушной груди:

– Паркер, хватай маркер и пиши! Если ты не с нами, ты против нас!

Питер почувствовал себя так, будто минимум половина собравшихся уставилась на него.

– Э-э… а именно? За что я – или против чего?

– За студенческое самоуправление! – Киттлинг указал через площадь в сторону Выставочного зала. – Вот эти древние руины привлекают меньше пожертвований, чем рассчитывает администрация, и потому наше начальство планирует истратить десять миллионов на их ремонт. А мы хотим, чтобы эти деньги пошли на стипендии нуждающимся.

- Как Человек-паук плавать научился .

Жил-был в одном городе, похожем на наш, местный Человек-паук. Он был такой же ловкий, смелый, быстрый и отважный, как и его американский коллега: и по стенам лазал, и с крыши на крышу перепрыгивал, и паутиной стрелял. Ну и понятно, что спасал жителей этого города от разных напастей. Короче, все, как и принято у настоящего Человека-паука.

Но была у нашего супергероя одна страшная тайна, о которой не знали ни его друзья, ни уж тем более враги. Но тебе я по секрету скажу, ты ведь никому не расскажешь? Не умел наш Человек-паук плавать. Да-да, совсем не умел. И даже воды побаивался. Старался лишний раз к ней не подходить.

Но так как супергероям не положено чего-то бояться, то он решил бороться со своим страхом постепенно. А потому каждое утро выходил на утреннюю пробежку на набережную городской речки.

Вот бежит он однажды по берегу речки, кое-где и на деревьях зависает и ловко так перепрыгивает с них. Тренируется, одним словом. А навстречу ему друг его - соседский мальчик Сережка. Идет грустный такой, голову повесил, а за собой удочку тащит и совсем пустое ведерко в руках.

- Привет, - поздоровался Человек-паук.

- Здорово… - еле прошептал в ответ Сережка и вздохнул.

- Что, снова не клюет? - поинтересовался Человек-паук.

О недавнишней Сережкиной страсти к рыбалке знал весь двор. Пару недель назад папа подарил ему на день рождения новенькую удочку. Свозил сына на рыбалку на Далекое озеро, научил рыбачить. А потом уехал в долгую командировку. А Сережка с тех пор каждый день ходи на местную речку и тренируется. Да все без толку.

- Совсем рыбы нет, - мальчишка снова вздохнул, - Она, наверное, на глубине вся. Мне бы лодку, - мечтательно добавил он.

- А плавать-то ты умеешь? - Человек-паук поежился, представив себя в лодке среди глади озерной, а вокруг никого.

- Нет. Но я же в лодке буду, - уверенно сказал мальчуган, - она сама плавает и совсем не тонет.

Думать о том, что будет, если лодка перевернется, не хотел ни мальчик ни супергерой.

- Ну бывай, рыбак.

- Бывай.

И они пошли каждый своей дорогой.

Человек-паук еще два дня подряд встречал Сережку и всегда такого же грустного. А потом город облетела весть, что мальчишка пропал. Совсем пропал.

Ищут его родители, ищет его милиция, ищут спасатели. А парня нигде нет.

Созвал Человек-паук своих маленьких помощников паучков. И спрашивает, не видели ли они где мальчонку лет семи, белобрысого и худющего. Предположительно с удочкой и ведерком. Паучки зашумели все, зашуршали, но толком никто ничего сказать не мог.

- Мой друг Водомерка видел похожего мальчика на Далеком озере. Он пытался отцепить от дерева привязанную лодку. Она не очень надежно привязана…

Человек-паук не дослушал своего маленького друга до конца, подхватил его на плечо и тотчас же бросился на Далекое озеро.

Несмотря на то, что он очень спешил, Сережка к тому времени уже успел отвязать лодку и как заправский рыбак уверенно направил ее к центру озера. Где сам греб, где волна сносила. Наконец-то парень решил, что уже достаточно удачное место для рыбалки и достал свои снасти.

А погода между тем портилась. Поднялся сильный ветер, небо затянули тучи. Вот-вот дождь начнется. Сережка испугался, к берегу гребет, да только лодка совсем не слушается. Все дальше и дальше волны ее уносят. Да что там уносят, все перевернуть хотят.

Выбежал Человек-паук на берег. И видит, далеко-далеко унесло лодку. Паутиной никак не до стрельнуть. Что делать, ведь плавать он совсем не умеет?

- Может нам Водомерку позвать? - робко предложил маленький паучишка.

- Зови, будем вместе думать, как нашего рыбака спасать.

Приплыла Водомерка. Но как она поможет, ведь тоже невелика, не довезти ей Человека-паука до лодки. Посоветовались они и решили помощи у рыб просить. Не хотели те сразу помогать, не любили они рыбаков всяких. Но над маленьким мальчиком сжалились.

Уцепился Человек-паук за двух самых больших сомов и те медленно поплыли к лодке.

Ох и натерпелся же страху наш супергерой, пока они так плыли. Несколько раз соскальзывал, да чуть не захлебнулся. Начал сам руками да ногами рыбам подсоблять. Да и сомы помогали ему. Так и дотащились они наконец-то до лодки. Она уже вот-вот перевернется от волн.