В отличие от всех прочих участников заговора 11 марта , Фёдор Уваров до конца жизни пользовался расположением Александра Павловича. Считалось, что к цареубийственному заговору Уварова заставила примкнуть исключительно личная преданность наследнику престола, а не забота о собственной выгоде.

Уваров не имел талантов полководца, но зато гуманно относился к подчинённым и не признавал достоинств шагистики , из-за чего состоял в конфликте с плацпарадным генералом Аракчеевым , называвшим Уварова «соглядатаем и наушником» при императоре.

Современники трунили над тем, что одним из ближайших к императору людей был человек выросший в деревне, а потому плохо знавший французский язык и вообще малообразованный. «С не очень строгими нравственными правилами и с неблестящими умственными способностями, - деликатно пишет в. кн. Николай Михайлович , - Уваров был в полном смысле слова баловень счастья» . Человек общительный и весёлый, он любил устраивать у себя приёмы.

Уваров иногда удачно поражал французов на поле сражения, но ещё удачнее и убийственнее поражал французский язык в разговоре. Охота была смертная, а участь горькая. Известен ответ его Наполеону, когда тот спросил его, кто командовал русской конницей в блестящей атаке в каком-то сражении: - je, sire.

Ответ этот доставил Уварову прозвище генерала Je и был распространён в обществе в разнообразных версиях. Однажды Уваров и Милорадович , тоже известный плохим знанием французского, о чём-то горячо разговаривали. Александр I спросил Ланжерона (француза родом), о чём они беседуют. «Извините, государь, - ответил Ланжерон, - я их не понимаю, они говорят по-французски» .

Награды

• Орден Святого апостола Андрея Первозванного (12.12.1823)
• Орден Святого Георгия 2-й степени (21.11.1810)
• Орден Святого Георгия 3-й степени (28.01.1806)
• Орден Святого Владимира 1-й степени (25.02.1813)
• Орден Святого Владимира 2-й степени (1807)
• Орден Святого Александра Невского (28.01.1806)
• Орден Святой Анны 1-й степени (08.10.1799)
• Алмазные знаки к ордену Святой Анны (15.09.1801)
• Орден Святого Иоанна Иерусалимского , командор (1800)
• Серебряная медаль «В память Отечественной войны 1812 года»
• Военный орден Марии Терезии , кавалер (Австрия, 1814)
• Военный орден Максимилиана Иосифа , большой крест (Бавария , 1814)
• Орден «За военные заслуги» , командор (Вюртемберг , 1814)
• Орден Чёрного орла (Пруссия, 1814)
• Орден Красного орла 1-й степени (Пруссия, 1814)
• Орден Святого Людовика , большой крест (Франция, 1814)

Напишите отзыв о статье "Уваров, Фёдор Петрович"

Примечания

1. См. об этом рассказ Бориса Садовского «Под Павловым щитом» (1910).
2. Пушкин: неизвестное об известном: избранные материалы, 1994-1998. Автограф, 1999. Стр. 61.
3. Милорадович Г. А. // Список лиц свиты их величеств с царствования императора Петра I по 1886 г. По старшинству дня назначения. Генерал-адъютанты, свиты генерал-майоры, флигель-адъютанты, состоящие при особах, и бригад-майоры. - Киев: Типография С.В. Кульженко , 1886. - С. 14.
4. Милорадович Г. А. // Список лиц свиты их величеств с царствования императора Петра I по 1886 г. По старшинству дня назначения. Генерал-адъютанты, свиты генерал-майоры, флигель-адъютанты, состоящие при особах, и бригад-майоры. - Киев: Типография С.В. Кульженко , 1886. - С. 17.
5. Каждый день «Уваров выезжал с императором поутру верхом или гулял пешком с его величеством в Летнем саду», - вспоминал Е. Комаровский .
6. Александр I . // Полное собрание законов Российской империи , с 1649 года. - СПб. : Типография II отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии , 1830. - Т. XXX, 1808-1809, № 23167 . - С. 447-448 .
7. Письма к брату // Русский архив. 1903. Кн. 2. - С. 78.
8. Великий князь Николай Михайлович . «Русские портреты XVIII и XIX столетий ». Выпуск 4, № 98.

Источники

• Великий князь Николай Михайлович . «Русские портреты XVIII и XIX столетий ». Выпуск 4, № 3.
• // Российский архив: Сб. - М ., студия «ТРИТЭ» Н. Михалкова , 1996. - Т. VII . - С. 586-587 .

Главнокомандующий 1-я Западная армия 2-я Западная армия 3-я Западная армия Дунайская армия

Отрывок, характеризующий Уваров, Фёдор Петрович

– Quelle force! Quel style! [Какая сила! Какой слог!] – послышались похвалы чтецу и сочинителю. Воодушевленные этой речью, гости Анны Павловны долго еще говорили о положении отечества и делали различные предположения об исходе сражения, которое на днях должно было быть дано.
– Vous verrez, [Вы увидите.] – сказала Анна Павловна, – что завтра, в день рождения государя, мы получим известие. У меня есть хорошее предчувствие.

Предчувствие Анны Павловны действительно оправдалось. На другой день, во время молебствия во дворце по случаю дня рождения государя, князь Волконский был вызван из церкви и получил конверт от князя Кутузова. Это было донесение Кутузова, писанное в день сражения из Татариновой. Кутузов писал, что русские не отступили ни на шаг, что французы потеряли гораздо более нашего, что он доносит второпях с поля сражения, не успев еще собрать последних сведений. Стало быть, это была победа. И тотчас же, не выходя из храма, была воздана творцу благодарность за его помощь и за победу.
Предчувствие Анны Павловны оправдалось, и в городе все утро царствовало радостно праздничное настроение духа. Все признавали победу совершенною, и некоторые уже говорили о пленении самого Наполеона, о низложении его и избрании новой главы для Франции.
Вдали от дела и среди условий придворной жизни весьма трудно, чтобы события отражались во всей их полноте и силе. Невольно события общие группируются около одного какого нибудь частного случая. Так теперь главная радость придворных заключалась столько же в том, что мы победили, сколько и в том, что известие об этой победе пришлось именно в день рождения государя. Это было как удавшийся сюрприз. В известии Кутузова сказано было тоже о потерях русских, и в числе их названы Тучков, Багратион, Кутайсов. Тоже и печальная сторона события невольно в здешнем, петербургском мире сгруппировалась около одного события – смерти Кутайсова. Его все знали, государь любил его, он был молод и интересен. В этот день все встречались с словами:
– Как удивительно случилось. В самый молебен. А какая потеря Кутайсов! Ах, как жаль!
– Что я вам говорил про Кутузова? – говорил теперь князь Василий с гордостью пророка. – Я говорил всегда, что он один способен победить Наполеона.
Но на другой день не получалось известия из армии, и общий голос стал тревожен. Придворные страдали за страдания неизвестности, в которой находился государь.
– Каково положение государя! – говорили придворные и уже не превозносили, как третьего дня, а теперь осуждали Кутузова, бывшего причиной беспокойства государя. Князь Василий в этот день уже не хвастался более своим protege Кутузовым, а хранил молчание, когда речь заходила о главнокомандующем. Кроме того, к вечеру этого дня как будто все соединилось для того, чтобы повергнуть в тревогу и беспокойство петербургских жителей: присоединилась еще одна страшная новость. Графиня Елена Безухова скоропостижно умерла от этой страшной болезни, которую так приятно было выговаривать. Официально в больших обществах все говорили, что графиня Безухова умерла от страшного припадка angine pectorale [грудной ангины], но в интимных кружках рассказывали подробности о том, как le medecin intime de la Reine d"Espagne [лейб медик королевы испанской] предписал Элен небольшие дозы какого то лекарства для произведения известного действия; но как Элен, мучимая тем, что старый граф подозревал ее, и тем, что муж, которому она писала (этот несчастный развратный Пьер), не отвечал ей, вдруг приняла огромную дозу выписанного ей лекарства и умерла в мучениях, прежде чем могли подать помощь. Рассказывали, что князь Василий и старый граф взялись было за итальянца; но итальянец показал такие записки от несчастной покойницы, что его тотчас же отпустили.
Общий разговор сосредоточился около трех печальных событий: неизвестности государя, погибели Кутайсова и смерти Элен.
На третий день после донесения Кутузова в Петербург приехал помещик из Москвы, и по всему городу распространилось известие о сдаче Москвы французам. Это было ужасно! Каково было положение государя! Кутузов был изменник, и князь Василий во время visites de condoleance [визитов соболезнования] по случаю смерти его дочери, которые ему делали, говорил о прежде восхваляемом им Кутузове (ему простительно было в печали забыть то, что он говорил прежде), он говорил, что нельзя было ожидать ничего другого от слепого и развратного старика.
– Я удивляюсь только, как можно было поручить такому человеку судьбу России.
Пока известие это было еще неофициально, в нем можно было еще сомневаться, но на другой день пришло от графа Растопчина следующее донесение:
«Адъютант князя Кутузова привез мне письмо, в коем он требует от меня полицейских офицеров для сопровождения армии на Рязанскую дорогу. Он говорит, что с сожалением оставляет Москву. Государь! поступок Кутузова решает жребий столицы и Вашей империи. Россия содрогнется, узнав об уступлении города, где сосредоточивается величие России, где прах Ваших предков. Я последую за армией. Я все вывез, мне остается плакать об участи моего отечества».
Получив это донесение, государь послал с князем Волконским следующий рескрипт Кутузову:
«Князь Михаил Иларионович! С 29 августа не имею я никаких донесений от вас. Между тем от 1 го сентября получил я через Ярославль, от московского главнокомандующего, печальное известие, что вы решились с армиею оставить Москву. Вы сами можете вообразить действие, какое произвело на меня это известие, а молчание ваше усугубляет мое удивление. Я отправляю с сим генерал адъютанта князя Волконского, дабы узнать от вас о положении армии и о побудивших вас причинах к столь печальной решимости».

Девять дней после оставления Москвы в Петербург приехал посланный от Кутузова с официальным известием об оставлении Москвы. Посланный этот был француз Мишо, не знавший по русски, но quoique etranger, Busse de c?ur et d"ame, [впрочем, хотя иностранец, но русский в глубине души,] как он сам говорил про себя.
Государь тотчас же принял посланного в своем кабинете, во дворце Каменного острова. Мишо, который никогда не видал Москвы до кампании и который не знал по русски, чувствовал себя все таки растроганным, когда он явился перед notre tres gracieux souverain [нашим всемилостивейшим повелителем] (как он писал) с известием о пожаре Москвы, dont les flammes eclairaient sa route [пламя которой освещало его путь].
Хотя источник chagrin [горя] г на Мишо и должен был быть другой, чем тот, из которого вытекало горе русских людей, Мишо имел такое печальное лицо, когда он был введен в кабинет государя, что государь тотчас же спросил у него:
– M"apportez vous de tristes nouvelles, colonel? [Какие известия привезли вы мне? Дурные, полковник?]
– Bien tristes, sire, – отвечал Мишо, со вздохом опуская глаза, – l"abandon de Moscou. [Очень дурные, ваше величество, оставление Москвы.]
– Aurait on livre mon ancienne capitale sans se battre? [Неужели предали мою древнюю столицу без битвы?] – вдруг вспыхнув, быстро проговорил государь.
Мишо почтительно передал то, что ему приказано было передать от Кутузова, – именно то, что под Москвою драться не было возможности и что, так как оставался один выбор – потерять армию и Москву или одну Москву, то фельдмаршал должен был выбрать последнее.
Государь выслушал молча, не глядя на Мишо.
– L"ennemi est il en ville? [Неприятель вошел в город?] – спросил он.
– Oui, sire, et elle est en cendres a l"heure qu"il est. Je l"ai laissee toute en flammes, [Да, ваше величество, и он обращен в пожарище в настоящее время. Я оставил его в пламени.] – решительно сказал Мишо; но, взглянув на государя, Мишо ужаснулся тому, что он сделал. Государь тяжело и часто стал дышать, нижняя губа его задрожала, и прекрасные голубые глаза мгновенно увлажились слезами.
Но это продолжалось только одну минуту. Государь вдруг нахмурился, как бы осуждая самого себя за свою слабость. И, приподняв голову, твердым голосом обратился к Мишо.
– Je vois, colonel, par tout ce qui nous arrive, – сказал он, – que la providence exige de grands sacrifices de nous… Je suis pret a me soumettre a toutes ses volontes; mais dites moi, Michaud, comment avez vous laisse l"armee, en voyant ainsi, sans coup ferir abandonner mon ancienne capitale? N"avez vous pas apercu du decouragement?.. [Я вижу, полковник, по всему, что происходит, что провидение требует от нас больших жертв… Я готов покориться его воле; но скажите мне, Мишо, как оставили вы армию, покидавшую без битвы мою древнюю столицу? Не заметили ли вы в ней упадка духа?]
Увидав успокоение своего tres gracieux souverain, Мишо тоже успокоился, но на прямой существенный вопрос государя, требовавший и прямого ответа, он не успел еще приготовить ответа.
– Sire, me permettrez vous de vous parler franchement en loyal militaire? [Государь, позволите ли вы мне говорить откровенно, как подобает настоящему воину?] – сказал он, чтобы выиграть время.
– Colonel, je l"exige toujours, – сказал государь. – Ne me cachez rien, je veux savoir absolument ce qu"il en est. [Полковник, я всегда этого требую… Не скрывайте ничего, я непременно хочу знать всю истину.]
– Sire! – сказал Мишо с тонкой, чуть заметной улыбкой на губах, успев приготовить свой ответ в форме легкого и почтительного jeu de mots [игры слов]. – Sire! j"ai laisse toute l"armee depuis les chefs jusqu"au dernier soldat, sans exception, dans une crainte epouvantable, effrayante… [Государь! Я оставил всю армию, начиная с начальников и до последнего солдата, без исключения, в великом, отчаянном страхе…]
– Comment ca? – строго нахмурившись, перебил государь. – Mes Russes se laisseront ils abattre par le malheur… Jamais!.. [Как так? Мои русские могут ли пасть духом перед неудачей… Никогда!..]
Этого только и ждал Мишо для вставления своей игры слов.
– Sire, – сказал он с почтительной игривостью выражения, – ils craignent seulement que Votre Majeste par bonte de c?ur ne se laisse persuader de faire la paix. Ils brulent de combattre, – говорил уполномоченный русского народа, – et de prouver a Votre Majeste par le sacrifice de leur vie, combien ils lui sont devoues… [Государь, они боятся только того, чтобы ваше величество по доброте души своей не решились заключить мир. Они горят нетерпением снова драться и доказать вашему величеству жертвой своей жизни, насколько они вам преданы…]
– Ah! – успокоенно и с ласковым блеском глаз сказал государь, ударяя по плечу Мишо. – Vous me tranquillisez, colonel. [А! Вы меня успокоиваете, полковник.]
Государь, опустив голову, молчал несколько времени.
– Eh bien, retournez a l"armee, [Ну, так возвращайтесь к армии.] – сказал он, выпрямляясь во весь рост и с ласковым и величественным жестом обращаясь к Мишо, – et dites a nos braves, dites a tous mes bons sujets partout ou vous passerez, que quand je n"aurais plus aucun soldat, je me mettrai moi meme, a la tete de ma chere noblesse, de mes bons paysans et j"userai ainsi jusqu"a la derniere ressource de mon empire. Il m"en offre encore plus que mes ennemis ne pensent, – говорил государь, все более и более воодушевляясь. – Mais si jamais il fut ecrit dans les decrets de la divine providence, – сказал он, подняв свои прекрасные, кроткие и блестящие чувством глаза к небу, – que ma dinastie dut cesser de rogner sur le trone de mes ancetres, alors, apres avoir epuise tous les moyens qui sont en mon pouvoir, je me laisserai croitre la barbe jusqu"ici (государь показал рукой на половину груди), et j"irai manger des pommes de terre avec le dernier de mes paysans plutot, que de signer la honte de ma patrie et de ma chere nation, dont je sais apprecier les sacrifices!.. [Скажите храбрецам нашим, скажите всем моим подданным, везде, где вы проедете, что, когда у меня не будет больше ни одного солдата, я сам стану во главе моих любезных дворян и добрых мужиков и истощу таким образом последние средства моего государства. Они больше, нежели думают мои враги… Но если бы предназначено было божественным провидением, чтобы династия наша перестала царствовать на престоле моих предков, тогда, истощив все средства, которые в моих руках, я отпущу бороду до сих пор и скорее пойду есть один картофель с последним из моих крестьян, нежели решусь подписать позор моей родины и моего дорогого народа, жертвы которого я умею ценить!..] Сказав эти слова взволнованным голосом, государь вдруг повернулся, как бы желая скрыть от Мишо выступившие ему на глаза слезы, и прошел в глубь своего кабинета. Постояв там несколько мгновений, он большими шагами вернулся к Мишо и сильным жестом сжал его руку пониже локтя. Прекрасное, кроткое лицо государя раскраснелось, и глаза горели блеском решимости и гнева.
– Colonel Michaud, n"oubliez pas ce que je vous dis ici; peut etre qu"un jour nous nous le rappellerons avec plaisir… Napoleon ou moi, – сказал государь, дотрогиваясь до груди. – Nous ne pouvons plus regner ensemble. J"ai appris a le connaitre, il ne me trompera plus… [Полковник Мишо, не забудьте, что я вам сказал здесь; может быть, мы когда нибудь вспомним об этом с удовольствием… Наполеон или я… Мы больше не можем царствовать вместе. Я узнал его теперь, и он меня больше не обманет…] – И государь, нахмурившись, замолчал. Услышав эти слова, увидав выражение твердой решимости в глазах государя, Мишо – quoique etranger, mais Russe de c?ur et d"ame – почувствовал себя в эту торжественную минуту – entousiasme par tout ce qu"il venait d"entendre [хотя иностранец, но русский в глубине души… восхищенным всем тем, что он услышал] (как он говорил впоследствии), и он в следующих выражениях изобразил как свои чувства, так и чувства русского народа, которого он считал себя уполномоченным.
– Sire! – сказал он. – Votre Majeste signe dans ce moment la gloire de la nation et le salut de l"Europe! [Государь! Ваше величество подписывает в эту минуту славу народа и спасение Европы!]
Государь наклонением головы отпустил Мишо.

В то время как Россия была до половины завоевана, и жители Москвы бежали в дальние губернии, и ополченье за ополченьем поднималось на защиту отечества, невольно представляется нам, не жившим в то время, что все русские люди от мала до велика были заняты только тем, чтобы жертвовать собою, спасать отечество или плакать над его погибелью. Рассказы, описания того времени все без исключения говорят только о самопожертвовании, любви к отечеству, отчаянье, горе и геройстве русских. В действительности же это так не было. Нам кажется это так только потому, что мы видим из прошедшего один общий исторический интерес того времени и не видим всех тех личных, человеческих интересов, которые были у людей того времени. А между тем в действительности те личные интересы настоящего до такой степени значительнее общих интересов, что из за них никогда не чувствуется (вовсе не заметен даже) интерес общий. Большая часть людей того времени не обращали никакого внимания на общий ход дел, а руководились только личными интересами настоящего. И эти то люди были самыми полезными деятелями того времени.
Те же, которые пытались понять общий ход дел и с самопожертвованием и геройством хотели участвовать в нем, были самые бесполезные члены общества; они видели все навыворот, и все, что они делали для пользы, оказывалось бесполезным вздором, как полки Пьера, Мамонова, грабившие русские деревни, как корпия, щипанная барынями и никогда не доходившая до раненых, и т. п. Даже те, которые, любя поумничать и выразить свои чувства, толковали о настоящем положении России, невольно носили в речах своих отпечаток или притворства и лжи, или бесполезного осуждения и злобы на людей, обвиняемых за то, в чем никто не мог быть виноват. В исторических событиях очевиднее всего запрещение вкушения плода древа познания. Только одна бессознательная деятельность приносит плоды, и человек, играющий роль в историческом событии, никогда не понимает его значения. Ежели он пытается понять его, он поражается бесплодностью.
Значение совершавшегося тогда в России события тем незаметнее было, чем ближе было в нем участие человека. В Петербурге и губернских городах, отдаленных от Москвы, дамы и мужчины в ополченских мундирах оплакивали Россию и столицу и говорили о самопожертвовании и т. п.; но в армии, которая отступала за Москву, почти не говорили и не думали о Москве, и, глядя на ее пожарище, никто не клялся отомстить французам, а думали о следующей трети жалованья, о следующей стоянке, о Матрешке маркитантше и тому подобное…
Николай Ростов без всякой цели самопожертвования, а случайно, так как война застала его на службе, принимал близкое и продолжительное участие в защите отечества и потому без отчаяния и мрачных умозаключений смотрел на то, что совершалось тогда в России. Ежели бы у него спросили, что он думает о теперешнем положении России, он бы сказал, что ему думать нечего, что на то есть Кутузов и другие, а что он слышал, что комплектуются полки, и что, должно быть, драться еще долго будут, и что при теперешних обстоятельствах ему не мудрено года через два получить полк.
По тому, что он так смотрел на дело, он не только без сокрушения о том, что лишается участия в последней борьбе, принял известие о назначении его в командировку за ремонтом для дивизии в Воронеж, но и с величайшим удовольствием, которое он не скрывал и которое весьма хорошо понимали его товарищи.
За несколько дней до Бородинского сражения Николай получил деньги, бумаги и, послав вперед гусар, на почтовых поехал в Воронеж.
Только тот, кто испытал это, то есть пробыл несколько месяцев не переставая в атмосфере военной, боевой жизни, может понять то наслаждение, которое испытывал Николай, когда он выбрался из того района, до которого достигали войска своими фуражировками, подвозами провианта, гошпиталями; когда он, без солдат, фур, грязных следов присутствия лагеря, увидал деревни с мужиками и бабами, помещичьи дома, поля с пасущимся скотом, станционные дома с заснувшими смотрителями. Он почувствовал такую радость, как будто в первый раз все это видел. В особенности то, что долго удивляло и радовало его, – это были женщины, молодые, здоровые, за каждой из которых не было десятка ухаживающих офицеров, и женщины, которые рады и польщены были тем, что проезжий офицер шутит с ними.
В самом веселом расположении духа Николай ночью приехал в Воронеж в гостиницу, заказал себе все то, чего он долго лишен был в армии, и на другой день, чисто начисто выбрившись и надев давно не надеванную парадную форму, поехал являться к начальству.
Начальник ополчения был статский генерал, старый человек, который, видимо, забавлялся своим военным званием и чином. Он сердито (думая, что в этом военное свойство) принял Николая и значительно, как бы имея на то право и как бы обсуживая общий ход дела, одобряя и не одобряя, расспрашивал его. Николай был так весел, что ему только забавно было это.
От начальника ополчения он поехал к губернатору. Губернатор был маленький живой человечек, весьма ласковый и простой. Он указал Николаю на те заводы, в которых он мог достать лошадей, рекомендовал ему барышника в городе и помещика за двадцать верст от города, у которых были лучшие лошади, и обещал всякое содействие.
– Вы графа Ильи Андреевича сын? Моя жена очень дружна была с вашей матушкой. По четвергам у меня собираются; нынче четверг, милости прошу ко мне запросто, – сказал губернатор, отпуская его.
Прямо от губернатора Николай взял перекладную и, посадив с собою вахмистра, поскакал за двадцать верст на завод к помещику. Все в это первое время пребывания его в Воронеже было для Николая весело и легко, и все, как это бывает, когда человек сам хорошо расположен, все ладилось и спорилось.
Помещик, к которому приехал Николай, был старый кавалерист холостяк, лошадиный знаток, охотник, владетель коверной, столетней запеканки, старого венгерского и чудных лошадей.
Николай в два слова купил за шесть тысяч семнадцать жеребцов на подбор (как он говорил) для казового конца своего ремонта. Пообедав и выпив немножко лишнего венгерского, Ростов, расцеловавшись с помещиком, с которым он уже сошелся на «ты», по отвратительной дороге, в самом веселом расположении духа, поскакал назад, беспрестанно погоняя ямщика, с тем чтобы поспеть на вечер к губернатору.
Переодевшись, надушившись и облив голову холодной подои, Николай хотя несколько поздно, но с готовой фразой: vaut mieux tard que jamais, [лучше поздно, чем никогда,] явился к губернатору.
Это был не бал, и не сказано было, что будут танцевать; но все знали, что Катерина Петровна будет играть на клавикордах вальсы и экосезы и что будут танцевать, и все, рассчитывая на это, съехались по бальному.
Губернская жизнь в 1812 году была точно такая же, как и всегда, только с тою разницею, что в городе было оживленнее по случаю прибытия многих богатых семей из Москвы и что, как и во всем, что происходило в то время в России, была заметна какая то особенная размашистость – море по колено, трын трава в жизни, да еще в том, что тот пошлый разговор, который необходим между людьми и который прежде велся о погоде и об общих знакомых, теперь велся о Москве, о войске и Наполеоне.
Общество, собранное у губернатора, было лучшее общество Воронежа.
Дам было очень много, было несколько московских знакомых Николая; но мужчин не было никого, кто бы сколько нибудь мог соперничать с георгиевским кавалером, ремонтером гусаром и вместе с тем добродушным и благовоспитанным графом Ростовым. В числе мужчин был один пленный итальянец – офицер французской армии, и Николай чувствовал, что присутствие этого пленного еще более возвышало значение его – русского героя. Это был как будто трофей. Николай чувствовал это, и ему казалось, что все так же смотрели на итальянца, и Николай обласкал этого офицера с достоинством и воздержностью.

Уваров Фёдор Петрович (16.4.1769, с. Хруславка Венёвского у. Тульской губ. - 20.11.1824, С.-Петербург), генерал от кавалерии (1813), генерал-адъютант (1798). Из дворян; сын бригадира. 17.12.1775 записан в службу сержантом в артиллерию, 3.11.1780 переведён каптенармусом в л.-гв. Преображенский полк, 1.12.1787 переписан в л.-гв. Конный полк вахмистром (числился в отпуске для получения образования). Из-за недостатка средств переведён в Софийский пех. полк с присвоением 1.1.1788 чина капитана. 8.9.1790 произведён в секунд-майоры с переводом в Смоленский драгунский полк, 10.6.1794 произведён в премьер-майоры за отличие, 14.5.1795 - в подполковники.

В царствование имп. Павла I сделал головокружительную карьеру: 19.3.1797 переведён в Екатеринославский кирасирский полк, 12.4.1798 произведён в полковники, 3.9.1798 переведён в л.-гв. Конный полк, 19.10.1798 произведён в ген.-майоры и пожалован в ген.-адъютанты, 9.8.1799 определён шефом Кавалергардского полка и 5.11.1800 пожалован в ген.-лейтенанты.

С воцарением имп. Александра I вновь назначен 19.3.1801 ген.-адъютантом. Со своим полком отличился в кампании 1805: под Аустерлицем неск. раз успешно атаковал французов, захватил высоту, установил на ней батарею, обеспечив отступление рос. войск (удостоен орденов Св. Александра Невского и Св. Георгия 3-го кл.). В кампании 1806 и 1807 не раз водил кавалерию в атаки под Гутштадтом (орд. Св. Владимира 2-й ст.), Гейльсбергом, Фридландом (зол. сабля «За храбрость» с алмазами).

5.11.1807 назначен ком. всей кавалерии 1-й дивизии, находившейся в С.-Петербурге. В 1810 участвовал в боевых действиях на Дунае, командуя авангардом Молдавской армии (орд. Св. Георгия 2-го кл.).

В 1812 командовал 1-м резервным кав. корпусом. В деле под Колоцким монастырём был послан поддержать арьергард ген. П. П. Коновницына. В Бородинском сражении совместно с казачьим корпусом М. И. Платова попытался совершить рейд в обход левого фланга противника, однако поставленной М. И. Кутузовым задачи не выполнил, втянулся в стычки на фланге и вскоре был отбит (не был представлен к награде за Бородино). Во время преследования неприятеля сражался под Вязьмой и Красным. В кампаниях 1813-14 состоял при имп. Александре I, исполняя его распоряжения порой в самых опасных местах. За отличие в Лейпцигском сражении 8.10.1813 произведён в ген. от кавалерии, за кампанию 1814 получил орд. Св. Владимира 1-й ст.

С 1.11.1821 командовал Гв. корпусом. С 30.8.1823 член Гос. совета. Похоронен в церкви Сошествия Св. Духа Александро-Невской лавры в С.-Петербурге; в 1937 останки перенесены в Лазаревскую усыпальницу там же.

Награждён также рос. орденами Св. Андрея Первозванного, Св. Анны 1-й ст., Св. Иоанна Иерусалимского; прус. орденами Чёрного Орла и Красного Орла 1-й ст.; австр. Воен. орд. Марии Терезии 3-й ст.; франц. орд. Св. Людовика.

Сильно поменяло принципы применения кавалерии в бою. Закованные в броню всадники перестали быть безусловной силой, пехота же приобрела эффективное оружие для борьбы с некогда неуязвимым противником. Лучшей защитой кавалеристов стала скорость, она же была главным тактическим преимуществом. Если кавалерия успевала добраться до не изготовившейся пехоты, то разгром последней был оглушительным, если не успевала, все происходило с точностью до наоборот. Личная роль командиров конницы при этом неизмеримо возросла. Они должны были обладать отличным глазомером, пониманием логики боя и невероятной, порой отчаянной храбростью. Всеми этими качествами в бою, несомненно, блистал Фёдор Уваров.

Родился Федор Петрович в 1769 году в знатной, но небогатой дворянской семье. С детства он был записан на службу, но действительную службу начал на три года позже, чем было принято – в 18 лет. Отец его, Петр Уваров, находился в столице под следствием, а семье было предписано находиться в имении. Лишь в 1788 году, вырвавшись к отцу в Петербург и пользуясь протекцией генерала Тутолмина, Федор Уваров был определен на службу капитаном Софийского пехотного полка. Чуть позднее он был отправлен в Орловскую губернию, куда стягивались войска для отправки на войну со Швецией. Впрочем, воевать со шведами Уваров не отправился, получив перевод в Смоленский драгунский полк в 1790 году. Вся дальнейшая служба Федора Петровича проходила в кавалерийских подразделениях.

В 1792-1794 годах Уваров служил под началом Александра Суворова в Польше и отлично проявил себя в боях с повстанцами при Столбцах и под Миром. Исключительным испытанием мужества и боевого духа стало восстание в Варшаве, когда в ночь на Пасху бунтовщики вероломно напали на русский гарнизон. Немногие тогда сумели уйти из города. Уваров со своим эскадроном оказался в их числе. В течение 36 часов, отбиваясь от восставших, он сумел вывести из города эскадрон и соединиться с корпусом барона Игельстрома. За проявленное мужество и самообладание Уварова повысили до премьер-майора, а весной следующего года он произведен в подполковники лично Суворовым.

После подавления польского восстания служба Федора Петровича не отмечена сколько-нибудь информативными официальными документами, но сохранившиеся свидетельства современников кое-что о боевой деятельности Уварова рассказывают. В начале 1797 года Федор Петрович проездом оказался в селе Радощог Орловской губернии. Так вышло, что Уваров оказался там во время крестьянского восстания и принял на себя командование эскадроном Ахтырского гусарского полка. Выступление было успешно подавленно, а шеф полка, генерал-майор Ф. И. Линденер, в донесении государю высоко отозвался о действиях Уварова. В этом же году Федор Петрович был переведен в Екатерининский кирасирский полк, а в следующем году получил звание полковника.

В 1798 году Федор Петрович переселился в Москву, где и начался его стремительный карьерный взлет. В первопрестольной видный кавалерийский офицер приглянулся жене сенатора П. В. Лопухина Светлейшей княжне Екатерине Николаевне. Она, по характеристике современников, отличалась крайне ветреным характером и порой тратила на любовников баснословные суммы. Пользуясь положением мужа, Лопухина всячески покровительствовала Уварову, и однажды это чуть не закончилось трагедией. Екатерина Николаевна попыталась выхлопотать орден св. Анны 1-й степени через падчерицу, которая в тот момент была фавориткой императора Павла I. Однако монарх к этой награде относился с особой щепетильностью и отбирал кандидатов крайне придирчиво.

Уваров, по мнению Павла, награду не заслужил. Не получив желаемого, Лопухина поругалась с падчерицей и попыталась поссорить её с императором. А после демонстративно отравилась – приняла мышьяк и громко начала звать на помощь… В итоге, орден св. Анны Уваров все-таки получил.

В 1798 году вслед за переездом четы Лопухиных последовал и его перевод в Санкт-Петербург сначала в Кирасирский полк, а затем в Конную гвардию. Осенью 1799 года Уваров был произведен в генерал-майоры и стал генерал-адъютантом. К концу лета 1799 года Федор Петрович уже командовал Кавалергардским корпусом, который позже был преобразован в боевой трехэскадронный полк, Уваров остался на должности шефа полка. Император на смотрах не раз выражал полку свое благоволение, и только однажды неудовольствие по поводу его выучки. Уваров на протяжении всего правления был доверенным лицом императора.

И хотя он состоял в заговоре против Павла, активного участия в убийстве, которое, кстати, не планировалось, он не принимал. В тот роковой вечер Уваров с другими офицерами лично охранял наследника и, в отличие от многих других заговорщиков, остался при императоре Александре I.

Вскоре Уваров оправдал доверие молодого императора, придворные интриги и любовные похождения не притупили боевых качеств офицера. В 1805 году под Аустерлицем Федор Петрович командовал конницей правого крыла, которым руководил Багратион. Когда дело приняло скверный оборот, маршал Иохим Мюрат ударил силами целой кавалерийской дивизии, а это 8 полков отборных всадников, в разрез правого фланга и центра русских войск. Уваров сумел тремя полками предотвратить катастрофу, которая грозила колоннам Багратиона. Потеряв всю кавалерию, Федор Петрович спас многие сотни русских солдат. Российский монарх высоко оценил действия Уварова, наградив его орденом св. Георгия 3-й степени и орденом св. Александра Невского.

В кампанию 1807 года Федор Петрович поступил в подчинение Беннигсену и отличился в нескольких сражениях. 26 мая при деревне Вольфсдорф он удачно атаковал неприятеля, не позволив французам закрепиться, затем при Гейльсберге Уваров не допустил обхода русских войск, а при Фридланде кавалерия Федора Петровича прикрывала правый фланг, а затем сражалась в арьергарде, прикрывая отход отрядов Евгения Вюртембергского.

Позднее Федор Уваров неотлучно состоял в свите императора, присутствуя при подписании мира в Тильзите и на встрече Александра с Наполеоном в Эрфурте. А в 1809 году сопровождал монарха в его путешествиях.

Но надолго при дворе Уваров не задержался. Уже в 1810 он отправился на южный театр боевых действий, где сражался против турок. Здесь он участвовал в боях за Силистрию, в неудачной осаде Шумлы и безуспешном штурме Рущука, где получил контузию в плечо, командуя одной из колонн. Позже Федор Петрович проявил себя при взятии Никополя и в сражении при Ватине, за которое удостоился ордена св. Георгия 2-й степени.

1812 год Федор Петрович встретил командиром 1-го кавалерийского корпуса. При отступлении русской армии корпус отличился в сражениях при Вилькомире, Островно и Смоленске, а также в многочисленных арьергардных боях.

В Бородинском сражении корпус Уварова (6 полков и конно-артиллерийская рота) совместно с казаками под командованием Платова совершил рейд через правый фланг в тыл французам. К моменту, когда Кутузов отдал приказ о рейде, на левом фланге сложилась тяжелейшая ситуация: русские войска были истощенны бесконечными атаками французской пехоты и конницы, а Бонапарт уже готовил финальный косой удар, который должен был скатать как ковер оборону русской армии. Молодая гвардия готовилась выступать, но Наполеона остановило замешательство на его правом фланге, вызванное появлением казаков Платова и регулярной кавалерии Уварова. Этой атаке приписывают спасительную для русской армии двухчасовую задержку в действиях французов, которая дала возможность реорганизовать расстроенные полки и усилить истощенный левый фланг.

Атака 1-го резервного кавалерийского корпуса генерала Ф. П. Уварова при Бородино

Несмотря на это, Кутузов остался недоволен действиями кавалеристов, и они чуть ли не единственные генералы Бородино, оставшиеся без наград. В дальнейшем Федор Петрович принимал активное участие в боях при отступлении к Москве. Так, в селе Крымском его отряды разбили и заставили отступить французскую кавалерию. Позже он участвовал в бою под Тарутино, когда был разгромлен авангард Мюрата, затем в сражении под Вязьмой и при преследовании неприятеля у села Красное.

Заграничный поход русской армии для Уварова отметился многими сражениями: под Бауценом, уже привычные арьергардные бои, затем ожесточённые схватки при Дрездне и Кульме. Федор Петрович отличился и в Лейпцигской битве, за которую возведен в чин генерала-от кавалерии.

С завершением Наполеоновских воин Уваров стал одним из самых доверенных лиц государя и неотлучно находился при нем, выполняя обязанности генерал-адъютанта. В 1821 году Уваров назначен командиром Гвардейского корпуса, а через год стал членом Государственного совета.

В 1824 Федор Петрович заболел, но продолжал заниматься делами. 20 ноября он в присутствии императора и великих князей скончался. Уваров навсегда останется в отличным кавалерийским командиром.

Федор Уваров родился 27 апреля 1769 года в селе Хрусловка, Тульская губерния. Являлся представителем небогатого, хотя и старинного рода Уваровых. Записанный с шестилетнего возраста на службу, до восемнадцати лет жил с матерью в деревне Веневского уезда. Отец, бригадир Петр Ильич Уваров, находился под судом в Петербурге, причем на его имущество наложили арест. Лишь в 1787 году Федору удалось приехать к отцу в столицу и с помощью генерала Тутолмина определиться в Софийский пехотный полк с чином капитана.

Недостаток личных средств не позволил Федору Уварову начать действительную службу в элите конной гвардии. В первый день 1788 года переводится с чином капитана в Софийский пехотный полк, то есть становится рядовым армейским офицером. Секунд-майором Смоленского драгунского полка участвовал в боях против шведских войск в Финляндии.

Чины премьер-майора и подполковника получил за отличия в Польской кампании 1794 года. В сражении под Варшавой с эскадроном «пробился чрез мятежников», отбиваясь от них в течение 36 часов. Участвовал в деле у местечка Солы и взятии укреплений Вильно.

В царствование Павла I, когда сотни людей военных попадали в опалу, Уваров сделал головокружительную карьеру. Император откровенно благоволил к этому человеку. В апреле 1798 года следует производство в полковники Екатеринославского кирасирского полка, в октябре того же года в генерал-майоры с пожалованием в павловские генерал-адъютанты. После этого следует награждение орденом Святой Анны I степени.

Воцарение Александра I не отразилось на карьерной судьбе Уварова: при новом государе остался и его генерал-адъютантом, и шефом кавалергардов. С той поры сделался одним из самых приближенных к молодому императору лиц и неизменно сопровождал его во время прогулок.

Впервые ему удалось отличиться на поле брани в ходе Русско-австро-французской войны 1805 года. И не где-нибудь, а на поле Аустерлица. Кавалергардский полк под личным водительством своего шефа несколько раз под пушечным огнем ходил в атаки на французов. Уварову удалось захватить высоту и установить на ней батарею. В конце проигранного союзниками сражения, не считаясь ни с какой опасностью, кавалергарды прикрывали отход русских войск.

Уваров блеснул своим дарованием кавалерийского военачальника и в Русско-прусско-французской войне 1806 - 1807 годов. Предводимая им в атаках русская конница блистала на полях сражений под Гутштадтом, Гейльсбергом и Фридландом. В 1807 году командовал гвардейской кавалерийской бригадой.

За доблесть в первом из этих сражений удостоился ордена Святого Владимира II степени, в третьем - награждается Золотым оружием с надписью «За храбрость» и украшенной алмазами.

Довелось Уварову повоевать и с турками на берегах Дуная. В 1810 году генерал-лейтенант командовал авангардом Молдавской армии, за что пожалован орденом Святого Георгия II степени. Участвовал в осаде крепостей Силистрия и Рущук, боях под Шумлой, занятии крепости Никополь.

С началом Отечественной войны командует первым резервным кавалерийским корпусом, входившим в состав первой Западной армии военного министра Барклая-де-Толли. Первоначально корпус стоял из 1-й бригады, 2-й бригады и 5-й конно-артиллерийской роты. В конце июля в состав корпуса вошел лейб-гвардии Казачий полк. Когда казанские драгуны ушли «партизанить», их место занял Елисаветградский гусарский полк.

До города Гжатска, по пути отступления армии, корпус воедино не собирался, воюя отдельными полками в корпусных арьергардах. В послужном списке первого резервного кавалерийского корпуса значатся Вилькомир и Кочергишки, Бабиновичи и Островно, Какувячино и Лучеса, Смоленск и Валутина Гора. Восточнее Гжатска корпус собрался воедино и послан на усиление главного арьергарда генерала Коновницына. Уварову довелось отличиться в бою с французами под Колоцким монастырем.

Перед днем Бородина уваровский корпус насчитывал в своем составе 230 офицеров и 2300 нижних чинов; всего 2530 сабель. По диспозиции на битву находился на правом фланге кутузовской армии, получив заметное усиление: теперь его силу составляли 28 эскадронов, 12 конных орудий, всего 3400 человек.

В Бородинском сражении кавалерия Уварова совместно с казачьим корпусом атамана Матвея Платова совершила рейд в тыл наполеоновской армии в обход ее левого фланга. Результаты этого рейда большой массы конницы в генеральной баталии по сей день вызывают споры исследователей и историков.

Поставленную перед ними задачу Уваров с Платовым не выполнили. Втянувшись в частные стычки на вражеском фланге оказались перед обрывистыми берегами реки Колочи, замешкались, и неприятелю удалось отразить этот удар русской конницы. Атаки ее оказались разрозненными. Кутузов, подавая императору Александру I прошение о награждении генералитета Главной армии за Бородинское сражение, ни генерал-адъютанта Уварова, ни атамана Платова в него не включил.

Но факт остается фактом: Наполеон, опасаясь за тыловые коммуникации и свой левый фланг, перебросил туда часть сил и на два часа вынужден приостановить атаки на поле Бородина. Это позволило русскому главнокомандующему перевести перегруппировку войск и подготовиться к продолжению великой битвы.

В ходе контрнаступления генерал-лейтенант Уваров участвовал в сражениях под Вязьмой и Красным. В первом случае поддержал своей артиллерией атакующие усилия русской пехоты: его две кирасирские дивизии и Тульский казачий полк не смогли перейти заболоченную пойму реки Улица и принять участие в общей атаке города. У Красного 1-й резервный кавалерийский корпус входил в состав сил генерала Милорадовича.

После завершения войн с империей Наполеона Федор Петрович продолжал оставаться в окружении государя. В ноябре 1816 года принял командование над Гвардейским корпусом, основой столичного гарнизона. Через семь лет стал членом Государственного совета.Орден Святого Иоанна Иерусалимского, командор (1800)
Серебряная медаль «В память Отечественной войны 1812 года»
Золотая сабля «За храбрость» с алмазами (1807)
Военный орден Марии Терезии, кавалер (Австрия, 1814)
Военный орден Максимилиана Иосифа, большой крест (Бавария, 1814)
Орден «За военные заслуги», командор (Вюртемберг, 1814)
Орден Черного орла (Пруссия, 1814)
Орден Красного орла 1-й степени (Пруссия, 1814)
Орден Святого Людовика, большой крест (Франция, 1814)

ФЕДОР ПЕТРОВИЧ УВАРОВ, 1769 - 1824, сын бригадира Петра Ильича, происходившего из древнего рода, но небогатого и не достигавшего высокого положения, родился 16 Апреля 1769 г. в с. Хруславке, ВеНевского уезда, Тульской губернии. Записанный с 6-летнего возраста на службу, он до 18 лет не мог поступить на действительную службу, вследствие неблагоприятно сложившихся обстоятельств: отец был под судом и жил в Петербурге, имущество находилось под запрещением, а сам Уваров должен был жить с матерью в деревне. В 1787 г. ему удалось приехать к отцу в Петербург и, с помощью генерала Тутолмина, определиться в Софийский пехотный полк с чином капитана. По случаю войны с Швецией он был отправлен в Олонецкую губернию в Формировавшаяся там войска. Дальнейшая его служба протекала в драгунских полках. В 90-х годах Уваров принял участие в военных действиях в Польше и отличился в ночь на 6 Апреля 1794 г., когда ему в течение 36 часов пришлось отбиваться от неприятеля, за что был произведен в премьер-майоры. В 1795 г. Суворов произвел его в подполковники. Через 3 года он получил чин полковника. В 1798 г. Уваров совершенно неожиданно достиг высокого положения: он был переведен в Конную гвардию, произведен в генерал - майоры и пожалован в генерал-адъютанты. Причиною внезапного возвышения Уварова были близкие отношения к семье Лопухиных, занявшей первенствующее положение. В течение всего царствования Павла 1 не изменялось милостивое расположение Государя к Уварову: в 1799 г. он получил орден св. Анны 1-й ст., назначен шефом Кавалергардского корпуса, в следующем году переформированного в полк, затем пожалован в командоры ордена св. Иоанна Иерусалимского и произведен в генерал-лейтенанты (5 Ноября 1800 г.). Несмотря на милостивое отношение к нему Павла 1, Уваров принял участие в заговоре, но активной роли не играл. Накануне несчастного события он был дежурным генерал-адъютантом, ночью же с несколькими офицерами своего полка расположился близ комнат наследника с целью охранять его. По воцарении Александра 1, Уваров сопровождал его при объявлении войскам о кончине Павла 1 и при переезде из Михайловского замка в Зимний дворец. Он сделался одним из самых приближенных к молодому Императору лиц и почти всегда сопровождал его во время прогулок. В 1805 г. Уваров отличился при Аустерлице и был награжден Георгием 3-й ст . и Александровской лентой. Он участвовал и в войне 1807 г., а во время Тильзитского и Эрфуртского свиданий состоял при Государе. В 1807 г. Уваров был назначен командиром кавалерии 1-й дивизии, а в следующем году командиром инфантерии той же дивизии. Во время Турецкой войны 1810 г. он был контужен при Ватине и получил Георгия 2-й степени. В 1812 г. Уваров командовал 1-м кавалерийским корпусом, а затем кавалерией 1-й и 2-й армии и особенно отличился при Бородине. В 1813-14 гг. он то участвовал непосредственно в военных дeйcтвияx, то находился в свите Государя и был награжден чином генерала-от-кавалерии и орденом св. Владимира 1-й степени . По окончании Наполеоновских войн деятельность Уварова в течение 7 лет ограничивалась псполнением обязанностей генерал-адъютанта; он сопровождал Александра 1 во время его путешествии по Европе и России и находился при нем на конгрессах в Вене, Аахене и Лайбахе. В 1821 г. Уваров был назначен командующим гвардейским корпусом, а в 1823 г. - членом Государственного Совета, с оставлением в прежних должностях. 12 Декабря 1823 г. он получил Андрея Первозванного . Уваров скончался от карбункула 20 Ноября 1824 г. и 27 Ноября погребен в церкви Св. Духа, в Александро-Невской лавре, в присутствии Александра 1 и Великих Князей.
В знак признательности к подчиненным своим по гвардейскому корпусу Уваров оставил 400/т. рублей на сооружение в честь их памятника. На эти деньги сооружены были Нарвские триумфальные ворота, открытые в 1834 году.
(С портрета Г. Дау; Галерея 1812 г. в Зимнем Дворце.)