Где сталин в первые дни войны. Мифы Великой Отечественной. Была ли прострация у Сталина в первые дни войны? Когда это было? Когда страна оставалась без головы

Вот что пишет в своих мемуарах Георгий Константинович Жуков, который, в отличие от Хрущёва, непосредственно общался со Сталиным в первые часы войны:

«Говорят, что в первую неделю войны И. В. Сталин якобы так растерялся, что не мог даже выступить по радио с речью и поручил своё выступление В. М. Молотову. Это суждение не соответствует действительности. Конечно, в первые часы И. В. Сталин был растерян. Но вскоре он вошёл в норму и работал с большой энергией, правда, проявляя излишнюю нервозность, нередко выводившую нас из рабочего состояния».

А вот датированная 22 июня 1941 года запись из дневника генерального секретаря Исполкома Коминтерна Георгия Димитрова:

« - В кабинете Сталина находятся Молотов, Ворошилов, Каганович, Маленков…

Удивительное спокойствие, твёрдость, уверенность у Сталина и у всех других.

Редактируется правительственное заявление, которое Молотов должен сделать по радио.

Даются распоряжения для армии и флота.

Мероприятия по мобилизации и военное положение.

Подготовлено подземное место для работы ЦК ВКП(б) и Штаба».

Наконец, вот что рассказал Л. М. Каганович в беседе с писателем Ф. И. Чуевым:

«Спрашиваю о 22 июня 1941 г.: «Был ли Сталин растерян? Говорят, никого не принимал?» - «Ложь! Мы-то у него были… Нас принимал. Ночью мы собрались у Сталина, когда Молотов принимал Шуленбурга. Сталин каждому из нас дал задание - мне по транспорту, Микояну - по снабжению».

По поводу отрывка из воспоминаний Микояна историк Дюков пишет :

«Воспоминания Микояна были изданы в 1999 году; они основаны на диктовках Микояна, которые к публикации подготовил сын Микояна Серго. Сами диктовки лежат в фонде Микояна в РГАСПИ. Историк Олег Хлевнюк не поленился взять эти диктовки и сравнить их с опубликованным текстом воспоминаний.

Выяснилось, что фразы «он как бы вжался в кресло» в диктовках нет, вид у Сталина был не «настороженный», а «спокойный» и, наконец, фразы «он решил, что мы приехали его арестовать» в диктовках тоже нет».

По всей видимости, воспоминания Микояна было «подретушированы» для большего эффекта в годы борьбы с «культом личности».

Однако сегодня в нашем распоряжении есть и более надёжные источники, чем личные воспоминания. Дело в том, что дежурные в приёмной Сталина в Кремле вели специальные тетради, в которых фиксировали фамилии посетителей и время их пребывания в сталинском кабинете. В последние годы эти записи неоднократно публиковались.

Итак, кто и в какое время посетил Сталина в эти тревожные дни?

Выясняется, что вместо того, чтобы прятаться на даче, Сталин в первые же часы войны прибывает в Кремль, где принимает десятки посетителей - членов Политбюро, партийных и государственных деятелей, высших военачальников. И в последующие дни Сталин продолжает ежедневно приезжать работать в свой кремлёвский кабинет.

То, что у политического руководства СССР в первые дни Великой Отечественной войны случился кризис, не подвергалось никакому сомнению со времен XX съезда КПСС. После этого публиковались свидетельства непосредственных участников, а начиная с 80-х гг. прошлого века и документы, подтверждающие факт кризиса.

Вопрос о кризисе обычно сводится к тому, что И.В. Сталин утратил на некоторое время способность – или желание – к управлению государством в тяжелых условиях военного времени.

В своих воспоминаниях А.И. Микоян дает (как слова В.М. Молотова) определение такому состоянию Сталина:

«Молотов, правда, сказал, что у Сталина такая прострация, что он ничем не интересуется, потерял инициативу, находится в плохом состоянии»

Однако вопросы о сроках продолжительности такого состояния, степени глубины т. н. «прострации», да и самом ее существовании в том виде, в котором это описывается в воспоминаниях бывших соратников И.В. Сталина – А.И. Микояна, В.М. Молотова (со слов А.И. Микояна), Н.С. Хрущева, Л.П. Берия (со слов Н.С. Хрущева), требуют в чем-то переосмысления, а в чем-то – осмысления.

Прежде всего давайте определимся со сроками сталинской «прострации». Есть несколько версий о ее продолжительности.

Первая версия гласит, что Сталин впал в «прострацию» в первые же дни войны, скрылся на подмосковной даче и не показывался оттуда до тех пор, пока к нему не приехали члены Политбюро с предложением создать ГКО (причем Сталин испугался того, что его приехали арестовать), но члены Политбюро его арестовывать не стали, а уговорили возглавить этот орган высшей власти в воюющей стране.

Этот миф был рожден Н.С. Хрущевым во время XX съезда КПСС, когда Н.С. Хрущев заявил следующее.

«Было бы неправильным не сказать о том, что после первых тяжелых неудач и поражений на фронтах Сталин считал, что наступил конец. В одной из бесед в эти дни он заявил:

– То, что создал Ленин, все это мы безвозвратно растеряли.

После этого он долгое время фактически не руководил военными операциями и вообще не приступал к делам и вернулся к руководству только тогда, когда к нему пришли некоторые члены Политбюро и сказали, что нужно безотлагательно принимать такие-то меры для того, чтобы поправить положение дел на фронте»

И в своих мемуарах Н.С. Хрущев придерживался этой версии, более того, творчески развил ее.

«Бериярассказал следующее: когда началась война, у Сталина собрались члены Политбюро. Не знаю, все или только определенная группа, которая чаще всего собиралась у Сталина. Сталин морально был совершенно подавлен и сделал такое заявление: «Началась война, она развивается катастрофически. Ленин оставил нам пролетарское Советское государство, а мы его просрали». Буквально так и выразился. «Я, – говорит– отказываюсь от руководства», – и ушел. Ушел, сел в машину и уехал на Ближнюю дачу»

Эта версия была подхвачена некоторыми историками на Западе. P.A. Медведев пишет:

Вечером 29 июня 1941 г. после посещения Наркомата Сталин, Молотов, Берия и другие отправляются на Ближнюю дачу, в Кунцево, где генсек и сделал историческое заявление, что «мы все просрали» и что он уходит от власти.

30 июня 1941 г. Молотов собрал у себя в кабинете членов Политбюро, они наметили решение о создании Государственного Комитета Обороны и отправились к Сталину на дачу с предложением этот комитет возглавить.

Сталин за это время, вероятно, отошел, предложение товарищей принял и с 1 июля 1941 г. вернулся к обычному ритму трудовой деятельности».

Версия И. Куртукова вполне правдоподобна за исключением нескольких фрагментов:

♦ Сталин сказал «мы все просрали» не на даче, а после посещения Наркомата обороны, перед отъездом на дачу;

♦ Сталин вернулся к «обычному ритму трудовой деятельности» не 1 июля, а 30 июня, т. к. принял активное участие в работе только что созданного ГКО, вел телефонные переговоры, принимал кадровые решения и т. д.;

♦ то, что Сталин сказал, что «уходит от власти», выглядит несколько интуитивистским выводом, потому что источник (мемуары Хрущева), на основании которого делается столь определенный вывод, крайне ненадежен, к тому же опровергается воспоминаниями Молотова. Можно было бы предположить, что такая фраза могла прозвучать в той или иной форме (например, «я устал»), но вряд ли корректно столь категорично утверждать, что Сталин добровольно отказался от руководства и сказал: «Я ухожу».

Итак, вечером 29 июня, может быть, уже и ночью 30-го Сталин, Молотов и Берия (и, возможно, Маленков) приехали на сталинскую Ближнюю дачу в Кунцево, там состоялась беседа, о содержании которой Берия пишет в 1953 г. в своей записке Молотову:

«Вячеслав Михайлович! […]Вы прекрасно помните, когда в начале войны было очень плохо и после нашего разговора с т-щем Сталиным на его Ближней даче. Вы вопрос поставили ребром у Вас в кабинете в Совмине, что надо спасать положение, надо немедленно организовать центр, который поведет оборону нашей родины, я Вас тогда целиком поддержал и предложил Вам немедленно вызвать на совещание т-ща Маленкова Г.М., а спустя небольшой промежуток времени пришли и другие члены Политбюро, находившиеся в Москве. После этого совещания мы все поехали к т-щу Сталину и убедили его о немедленной организации Комитета Обороны Страны со всеми правами»

Эта записка должна восприниматься, наряду с журналами записей посетителей сталинского кабинета, как наиболее ценный источник по данному вопросу, т. к. мемуары люди пишут обычно в безопасности и не особенно боятся нечеткости памяти, и даже если мемуарист что-то приукрасит, то это вызовет лишь неудовольствие тех, кто знает, как оно было на самом деле. А вот Берия писал записку, пытаясь спасти свою жизнь, и врать ему о фактах не было никакой возможности – он, конечно, льстил адресатам, но обстоятельства способствовали искренности.

Можно предположить, что именно во время этой беседы подавленность Сталина достигла крайней точки. Конечно, разговор шел о том тяжелом положении, в котором оказалась страна. Вряд ли беседа не могла затронуть недавнее посещение Наркомата обороны и вопросы управления армией. Может быть, речь зашла и о том, что не всех врагов еще изъяли из армии, ведь репрессии в Вооруженных силах продолжались. В июне 1941 г. были арестованы Смушкевич, Рычагов, Штерн, а уже после начала войны – Проскуров и Мерецков. Сохранилась и склонность к построению ветвистых «заговоров», так как некоторых из арестованных, например Мерецкова, помимо связки с «делом Штерна» пытались пристегнуть и к Павлову, которого арестовали несколькими днями позднее и который пока еще был комфронта. Раз страна оказалась в тяжелом положении, должны быть ответственные за это, а кто более подходил на роль козлов отпущения, чем военные, которые не справились со своими обязанностями. На фоне этого у Сталина могли возникнуть опасения о том, что военные способны выйти из-под контроля, попытаться сменить политическое руководство, совершить государственный переворот или даже вступить в переговоры с немцами. В любом случае было ясно – чтобы попытаться выйти из этого тяжелого положения, нужно продолжать воевать, а для этого надо возобновить управление войсками и управление военачальниками – полное и безоговорочное.

30 июня, вероятно часов в 14, в молотовском кабинете встретились Молотов и Берия. Молотов заявил Берии, что надо «спасать положение, надо немедленно организовать центр, который поведет оборону нашей родины». Берия его «целиком поддержал» и предложил «немедленно вызвать на совещание т-ща Маленкова Г. М.», после чего «спустя небольшой промежуток времени пришли и другие члены Политбюро, находившиеся в Москве».

Микояна с Вознесенским пригласили к Молотову около 16 часов.

«На следующий день, около четырех часов, у меня в кабинете был Вознесенский. Вдруг звонят от Молотова и просят нас зайти к нему.

Идем. У Молотова уже были Маленков, Ворошилов, Берия. Мы их застали за беседой. Берия сказал, что необходимо создать Государственный Комитет Обороны, которому отдать всю полноту власти в стране. Передать ему функции Правительства, Верховного Совета и ЦК партии. Мы с Вознесенским с этим согласились. Договорились во главе ГКО поставить Сталина, об остальном составе ГКО не говорили. Мы считали, что в имени Сталина настолько большая сила в сознании, чувствах и вере народа, что это облегчит нам мобилизацию и руководство всеми военными действиями. Решили поехать к нему. Он был на Ближней даче»

Возникают вопросы – не было ли создание ГКО обсуждено со Сталиным во время ночной беседы? Нельзя полностью отрицать, что создание ГКО было согласованным – между Сталиным, Берией и Молотовым либо между Сталиным и Молотовым – шагом. Прямых доказательств, как и опровержений, этому нет, но если вспомнить, что Молотов без ведома Сталина не предпринимал никаких глобальных инициатив и был всегда лишь исполнителем, странно, почему он вдруг решился на столь неординарную акцию – создать орган власти с диктаторскими полномочиями. Не исключено также, что Молотов 30 июня говорил со Сталиным по телефону и хотя бы в общих чертах обговорил создание ГКО. А может быть, в беседе Сталин дал понять, без конкретизации, что такой орган обязательно нужен. А Молотов с Берией срочно разработали план, всем объяснили его суть и приехали к Сталину уже с готовым решением. Такую версию (что создание ГКО было инициативой Сталина) выдвинул И.Ф. Стаднюк.

«Сталин вернулся в Кремль ранним утром 30 июня с принятым решением: всю власть в стране сосредоточить в руках Государственного Комитета Обороны во главе с ним самим, Сталиным. В то же время разъединялась «троица» в Наркомате обороны: Тимошенко в этот же день был отправлен на Западный фронт в качестве его командующего, генерал-лейтенант Ватутин – заместитель начальника Генштаба – назначен начальником штаба Северо-Западного фронта. Жуков оставался на своем посту начальника Генштаба под неусыпным оком Берии.

По моему глубокому убеждению, создание ГКО и служебные перемещения в военном руководстве – это следствие ссоры, отполыхавшей 29 июня вечером в кабинете маршала Тимошенко»

То, что создание ГКО так или иначе стало следствием ссоры в Наркомате обороны, вряд ли может быть подвергнуто сомнению. Но то, что Сталин утром 30 июня прибыл в Кремль и начал там создавать ГКО, – крайне маловероятно.

В любом случае, даже если Молотов и выступил инициатором создания ГКО, это не может свидетельствовать о том, что Сталин добровольно отказался от власти, а вот о том, что Сталин был удручен недостаточной концентрацией власти в своих руках в такое тяжелое, военное время и об этом сказал Молотову с Берией во время встречи на даче, это вполне может свидетельствовать. И Молотов (который сказал Чуеву, что «поддерживал» Сталина как раз в эти дни) правильно понял задачу. Тем более что ГКО не был чем-то экстраординарным.

17 августа 1923 г. из Совета труда и обороны РСФСР был образован Совет труда и обороны СССР (СТО). Председателями его были последовательно Ленин, Каменев и Рыков, а с 19 декабря 1930 г. – Молотов.

«27 апреля 1937 г. (почти одновременно с организацией узких руководящих комиссий в Политбюро) Политбюро приняло решение о создании Комитета обороны СССР при СНК СССР. Новый комитет фактически заменил Совет труда и обороны СССР (который был упразднен тем же решением от 27 апреля) и совместную комиссию Политбюро и СНК по обороне, работавшую с 1930 г. В Комитет обороны под председательством Молотова вошли семь членов (В.М. Молотов, И.В. Сталин, Л.М. Каганович, К.Е. Ворошилов, В.Я. Чубарь, М.Л. Рухимович, В.И. Межлаук) и четыре кандидата в члены (Я.Б. Гамарник, А.И. Микоян, A.A. Жданов, Н.И. Ежов). Таким образом, Комитет обороны по своему составу в значительной мере совпадал с узкими руководящими комиссиями Политбюро. По сравнению с прежней комиссией обороны Комитет обороны имел более значительный аппарат. В декабре 1937 г. по этому поводу было принято специальное решение Комитета обороны, утвержденное затем Политбюро, которое предусматривало, что аппарат Комитета обороны должен готовить к рассмотрению в Комитете вопросов мобилизационного развертывания и вооружения армии, подготовки народного хозяйства к мобилизации, а также проверять исполнение решений Комитета обороны. Для контроля за исполнением решений создавалась специальная главная инспекция Комитета обороны, получившая широкие права, в том числе за счет упраздняемых отдела обороны Госплана и групп военного контроля Комиссии партийного контроля и Комиссии советского контроля»

С момента существования Советской страны существовал орган, в функции которого, помимо оборонных задач, входил контроль за экономикой, а в случае войны он должен был организовать оборону СССР. Состав КО практически совпадал с партийной верхушкой, т. е. в случае войны оборону страны должна была организовывать партия и военными командовать – тоже она. И недаром СТО был преобразован в КО в апреле 1937 г., перед началом процесса антисоветской троцкистской военной организации («дело Тухачевского»), которая, по утверждению следствия, планировала военный переворот на 15 мая 1937 г. Армию предстояло «чистить», а без партийного главенства над армией это представлялось делом трудным.

Главой Комитета обороны до 7 мая 1940 г. был Молотов, сменивший Литвинова на посту наркома иностранных дел, Молотова же сменил Ворошилов. Членами Комитета обороны были, в частности, Кулик, Микоян и Сталин. В 1938 г. был создан Главный Военный Совет РККА, членом которого стал И.В. Сталин.

В дальнейшем по мере того, как Сталин продвигался к тому, чтобы совместить пост генсека ЦК ВКП(б) и должность Председателя СНК СССР, т. е. сосредоточить в своих руках и партийную, и советскую ветви власти в стране, продолжилось строительство нового, внеконституционного органа, который бы в случае необходимости мог взять себе всю власть в стране – установить практическую диктатуру

«10 сентября 1939 г. Политбюро утвердило постановление СНК и ЦК ВКП(б), более четко разделившее функции Комитета обороны и Экономсовета, прежде всего в оборонной сфере./…/

Тенденция усиления роли Совнаркома особенно отчетливо проявилась в предвоенные месяцы. 21 марта 1941 г. было принято два совместных постановления ЦК ВКП(б) и СНК СССР о реорганизации Совнаркома СССР, которые значительно расширяли права руководства правительства. […]

Окончательно легитимация передачи прав СНК как коллективного органа высшим руководителям СНК произошла благодаря постановлению СНК и ЦК от 21 марта 1941 г. «Об образовании Бюро Совнаркома». Этот новый орган власти, хотя и не был предусмотрен Конституцией СССР, на основании постановления от 21 марта был «облечен всеми правами Совнаркома СССР». […] Членами Бюро были назначены В.М. Молотов, H.A. Вознесенский, А.И. Микоян, H.A. Булганин, Л.П. Берия, Л.М. Каганович, A.A. Андреев.

Фактически Бюро Совнаркома взяло на себя значительную часть обязанностей, которые ранее выполняли Комитет обороны и Экономический совет при СНК В силу этого Экономсовет постановлением от Бюро Совнаркома был вообще ликвидирован, а состав Комитета обороны сокращен до пяти человек. Функции Комитета обороны были ограничены вопросами принятия на вооружение новой военной техники, рассмотрения военных и военно-морских заказов, разработкой мобилизационных планов с внесением их на утверждение в ЦК и СНК[…]

7 мая Политбюро утвердило новый состав Бюро Совнаркома СССР: председатель СНК СССР И.В. Сталин, первый заместитель председателя СНК H.A. Вознесенский, заместители председателя СНК В.М. Молотов, А.И. Микоян, H.A. Булганин, Л.П. Берия, Л.М. Каганович, Л.З. Мехлис, а также секретарь ЦК ВКП(б), председатель КПК при ЦК A.A. Андреев. 15 мая 1941 г. в состав Бюро был введен заместитель председателя СНК СССР и председатель Комитета обороны при СНК К.Е. Ворошилов и первый секретарь ВЦСПС Н.М. Шверник. 30 мая 1941 г. – секретари ЦКВКП(б) A.A. Жданов и Г.М. Маленков. […]

При Сталине произошло дальнейшее расширение прав Бюро Совнаркома. Например, 30 мая 1941 г. был упразднен Комитет обороны при СНК и вместо него организована постоянная Комиссия по военным и военно-морским делам при Бюро Совнаркома СССР в составе: Сталин (председатель), Вознесенский (заместитель председателя), Ворошилов, Жданов и Маленков»

В общем, к началу войны партийная и советская – и вообще всякая власть принадлежала одним и тем же людям, а главным над ними был И.В. Сталин.

Когда Молотов предложил создать ГКО, он не предложил ничего нового. Он предложил создать временный, чрезвычайный орган, «которому отдать всю полноту власти в стране. Передать ему функции Правительства, Верховного Совета и ЦК партии». А власть в ГКО должна принадлежать «пятерке Политбюро» – Сталину, Молотову, Ворошилову, Маленкову и Берии . Но этот новый орган, по сути, формально объединял уже существующие партийные и советские органы.

Итак, примерно в 16 часов к Молотову пришли Микоян с Вознесенским, какое-то время заняло обсуждение, потом решили ехать к Сталину на дачу. Вот как приезд на дачу выглядит в «изначальных» воспоминаниях Микояна:

«Приехали на дачу к Сталину. Застали его в малой столовой сидящим в кресле. Он вопросительно смотрит на нас и спрашивает: зачем пришли? Вид у него был спокойный, но какой-то странный, не менее странным был и заданный им вопрос. Ведь, по сути дела, он сам должен был нас созвать.

Молотов от имени нас сказал, что нужно сконцентрировать власть, чтобы быстро все решалось, чтобы страну поставить на ноги. Во главе такого органа должен быть Сталин.

Тогда Берия сказал, что нужно назначить 5 членов Государственного комитета обороны. Вы, товарищ Сталин, будете во главе, затем Молотов, Ворошилов, Маленков и я (Берия)»

А вот как в «правленых».

«Приехали на дачу к Сталину. Застали его в малой столовой сидящим в кресле. Увидев нас, он как бы вжался в кресло и вопросительно посмотрел на нас. Потом спросил: «Зачем пришли?» Вид у него был настороженный, какой-то странный, не менее странным был и заданный им вопрос. Ведь по сути дела он сам должен был нас созвать. У меня не было сомнений: он решил, что мы приехали его арестовать.

Молотов от нашего имени сказал, что нужно сконцентрировать власть, чтобы поставить страну на ноги. Для этого создать Государственный Комитет Обороны. «Кто во главе?» – спросил Сталин. Когда Молотов ответил, что во главе – он, Сталин, тот посмотрел удивленно, никаких соображений не высказал. «Хорошо», – говорит потом. Тогда Берия сказал, что нужно назначить 5 членов Государственного Комитета Обороны. «Вы, товарищ Сталин, будете во главе, затем Молотов, Ворошилов, Маленков и я», – добавил он»

Возникает вопрос по сути – а может быть, Сталин и собирался всех созвать? Приехал бы в Кремль, кого надо созвал. Сталин часто приезжал в Кремль к 7 часам вечера, например, 23 июня он приехал к 18.45, 25 июня – к 19.40, а 28 июня – к 19.35.

А группа товарищей прибыла к нему как раз к этому времени, а то и раньше. Тем более – зачем бы Сталину ехать в Кремль и всех там собирать, если он, скорее всего, знал о том, что к нему собираются члены Политбюро в столь широком составе, в то время, когда они собирались выехать из Кремля. Вероятно, они со Сталиным созванивались, перед тем как к нему ехать.

Слова о том, что, дескать, у Микояна «не было сомнений: он [Сталин] решил, что мы приехали его арестовать», однотипны со словами Хрущева:

«Когда мы приехали к нему на дачу, то я (рассказывает Берия) по его лицу увидел, что Сталин очень испугался. Полагаю, Сталин подумал, не приехали ли мы арестовать его за то, что он отказался от своей роли и ничего не предпринимает для организации отпора немецкому нашествию?»

И не вызывают ничего, кроме устойчивых сомнений.

Далее, вполне возможен вариант, что товарищи (Берия с Молотовым) придали подавленности Сталина (в беседе на даче в ночь с 29 на 30 июня) намного большее значение, чем ей придавал сам Сталин и чем она была в действительности. Мало ли людей вечером машут рукой и говорят – все надоело, а с утра спокойно продолжают делать свое дело? Конечно, Сталин вряд ли часто проявлял свои чувства перед соратниками, и более-менее яркое их проявление (а оснований было достаточно) могло всерьез напугать Молотова с Берией, но это не значит, что Сталин чувствовал именно то, что они ему приписали. С этой точки зрения удивление Сталина неожиданным визитом вполне понятно. Может быть, Сталин после отъезда товарищей решил выпить вина, выспаться, а назавтра приступить к делам. А тут на следующий день – такая делегация.

«Молотов от имени нас сказал, что нужно сконцентрировать власть, чтобы быстро все решалось, чтобы страну поставить на ноги. Во главе такого органа должен быть Сталин.

Сталин посмотрел удивленно, никаких возражений не высказал. Хорошо, говорит.

Тогда Берия сказал, что нужно назначить 5 членов Государственного Комитета Обороны. Вы, товарищ Сталин, будете во главе, затем Молотов, Ворошилов, Маленков и я (Берия).

Сталин заметил: тогда надо включить и Микояна и Вознесенского. Всего7 человек утвердить.

Берия снова говорит: товарищ Сталин, если все мы будем заниматься в ГКО, то кто же будет работать в Совнаркоме, Госплане? Пусть Микоян и Вознесенский занимаются всей работой в Правительстве и Госплане. Вознесенский выступил против предложения Берии и предложил, чтобы в составе ГКО было семь человек с учетом названных Сталиным. Другие на эту тему не высказывались. Впоследствии выяснилось, что до моего с Вознесенским прихода в кабинет Молотова Берия устроил так, что Молотов, Маленков, Ворошилов и он (Берия) согласовали между собой это предложение и поручили Берии внести его на рассмотрение Сталина. Я был возбужден тем, что мы тянем время, поскольку вопрос касался и моей кандидатуры. Считал спор неуместным. Знал, что как член Политбюро и Правительства буду нести все равно большие обязанности.

Я сказал – пусть в ГКО будет 5 человек. Что же касается меня, то, кроме тех функций, которые я исполняю, дайте мне обязанности военного времени в тех областях, в которых я сильнее других. Я прошу назначить меня особо уполномоченным ГКО со всеми правами ГКО в области снабжения фронта продовольствием, вещевым довольствием и горючим. Так и решили. Вознесенский попросил дать ему руководство производством вооружения и боеприпасов, что также было принято. Руководство по производству танков было возложено на Молотова, а авиационная промышленность и вообще дела авиации – на Маленкова. За Берией была оставлена охрана порядка внутри страны и борьба с дезертирством»

После обсуждения этих вопросов был подготовлен указ об образовании ГКО (Указ Президиума Верховного Совета СССР от 30 июня 1941 г.), затем Сталин, уже будучи главой ГКО, занялся кадровыми вопросами.

Пишет Жуков Г.К. в своих воспоминаниях:

«30 июня мне в Генштаб позвонил И.В. Сталин и приказал вызвать командующего Западным фронтом генерала армии Д.Г. Павлова»

Был отстранен от командования Западным фронтом Д.Г. Павлов. Вместо Павлова командующим Западным фронтом назначен С.К. Тимошенко. Ватутин назначен начальником штаба Северо-Западного фронта. Также в этот день, 30 июня, ГКО принял ряд постановлений о мобилизации женщин и девушек для несения службы в войсках ПВО, связи, внутренней охраны, на военно-автомобильных дорогах и т. д.

Сталин в этот день в Кремль уже не поехал, а на следующий день, 1 июля, принял в своем кабинете 23 человека с 16.40 до 01.30 2 июля.

Какие можно сделать выводы.

2. «Прострация» Сталина, если под этим считать подавленное состояние, выраженное плохое настроение, длилась с 29 по 30 июня, и надо отметить, что 29 июня – в воскресенье – рабочий день Сталина отличался от предыдущих лишь отсутствием записей в Журнале приема посетителей, хотя Сталин неоднократно выезжал в этот день в НКО и СГК.

3. Отказ Сталина от власти подтверждается словами Хрущева и опровергается словами Молотова, если говорить об источниках.

Косвенными доказательствами того, что Сталин не отказывался от власти, могут считаться:

♦ отсутствие каких-либо упоминаний об этом, помимо мемуаров Хрущева, которые, по сравнению с мемуарами других участников событий, крайне тенденциозны и ненадежны;

♦ известные по многочисленным свидетельствам личностные особенности И.В. Сталина никоим образом не характеризуют его как человека, способного отказаться от власти, а напротив, крайне властолюбивого.

Приложение

62 «Политическое образование». 1988, № 9. С. 74–75.
63 Хрущев Н.С.Доклад на закрытом заседании XX съезда КПСС 24–25 февраля 1956 г. (ХрущевН.С.О культе личности и его последствиях. Доклад XX съезду КПСС // «Известия ЦК КПСС», 1989 г., № 3)
64 Хрущев Н.С.Время. Люди. Власть (Воспоминания). Книга I. – М.: ПИК «Московские Новости», 1999. С. 300–301.
65 Медведев Р.Был ли кризис в руководстве страной в июне 1941 года? // «Государственная служба», 3 (35), май – июнь 2005.
66 Соколов А.К., Тяжельников B.C.Курс советской истории, 1941–1991. Учебное пособие. – М.: Высш. шк., 1999. 415 с.
67 Медведев Р.И. В. Сталин в первые дни Великой Отечественной войны// Новая и новейшая история, № 2, 2002; Был ли кризис в руководстве страной в июне 1941 года? // «Государственная служба», 3 (35), май – июнь 2005; Пыхалов И.Великая Оболганная война. – М.: Яуза, Эксмо, 2005. С. 284–303;Куртуков И.Бегство Сталина на дачу в июне 1941 г.
68 Горьков Ю.А.Государственный Комитет Обороны постановляет (1941–1945). Цифры, документы. – М., 2002. С. 222–469 (АПРФ.Ф. 45. On. 1.В. 412. Л. 153–190, Л. 1-76; Д. 414. Л. 5-12; л. 12–85 об.; Д. 415. Л. 1-83 об.; Л. 84–96 об.; Д. 116. Л. 12 -104; Д. 417. Л. 1–2 об.).
69 Хрущев Н.С.Время. Люди. Власть (Воспоминания). Книга I. – М.: ИИК «Московские Новости», 1999. С. 300–301.
70 Микоян А.И.Так было. – М.: Вагриус, 1999.
71 Там же.
72 Чуев Ф.Молотов. Полудержавный властелин. – М.: Олма-Пресс, 2000.
73 Горьков ЮЛ.Государственный Комитет Обороны постановляет (1941–1945). Цифры, документы. – М., 2002. С. 222–469 (АПРФ.Ф. 45. On. 1. В. 412. Л. 153–190. Л. 1-76; Д. 414. Л. 5-12; Л. 12–85 об.; Д. 415. Л. 1-83 об.; л. 84–96 об.; Д. 116. Л. 12-104; Д. 417. л. 1–2 об.).
74 Микоян А.И.Так было. – М.: Вагриус, 1999.
75 Жуков Г.К.Воспоминания и размышления: В 2 т. – М.: Олма-Пресс, 2002. С. 287.
76 1941 год. Т. 2. – М., 1998. С. 495–500 (РЦХИДНИ.Ф. 84. Оп. 3. Д. 187. Л. 118–126).
77 Микоян А.И.Так было. – М.: Вагриус, 1999.
78 Там же.
79 1941 год. Т. 2. – М., 1998. С. 495–500 (РЦХИДНИ.Ф. 84. Оп. 3. Д. 187. Л. 118–126).
80 Речь идет о 29 июня, так как обсуждается роман Чаковского, в котором описан этот визит.
81 Чуев Ф.Молотов. Полудержавный властелин. М.: Олма-Пресс, 2000.
82 Хрущев Н.С.Время. Люди. Власть (Воспоминания). Книга I. – М.: ИИК «Московские Новости», 1999. С. 300–301.
83 Куртуков И.Бегство Сталина на дачу в июне 1941 г…
84 Там же.
85 Там же.
86 Лаврентий Берия. 1953. Стенограмма июльского пленума ЦК КПСС и другие документы. – М.: МФ «Демократия», 1999. С. 76 (АП РФ.Ф. 3. Оп. 24. Д. 463, Л. 164–172. Автограф. Опубликовано: «Источник», 1994, № 4).
87 1941 год. т. 2. – М., 1998. С. 495–500 (РЦХИДНИ.Ф. 84. Оп. 3. Д. 187. Л. 118–126).
88 СтаднюкИ.Ф.Исповедь сталиниста. – М., 1993. С. 364.
89 Хлевнюк О.В.Политбюро. Механизмы политической власти в 30-е годы. – М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 1996.
90 Там же.
91 Раньше (в 1937 г., например) в пятерку входили Каганович с Микояном, но к началу войны их заменили Маленков с Берией.
92 1941 год. Т. 2. – М., 1998. С. 495–500 (РЦХИДНИ.Ф. 84. Оп. 3. Д. 187. Л. 118–126).
93 Микоян А.И.Так было. – М.: Вагриус, 1999.
94 Хрущев Н.С.Время. Люди. Власть (Воспоминания). Книга I. – М.: ИИК «Московские Новости», 1999. С. 300–301.
95 1941 год. т. 2. – М., 1998. С. 495–500 (РЦХИДНИ.Ф. 84. Оп. 3. Д. 187. Л. 118–126).

Ctrl Enter

Заметили ошЫ бку Выделите текст и нажмите Ctrl+Enter

Никита Хрущев утверждал, что в первую неделю войны Сталин самоустранился от дел и пребывал в прострации. Западные историки также писали, что глава СССР пропал из СМИ на 10 дней. Мы решили выяснить, чем был занят Сталин после 22 июня 1941 года.

Георгий Жуков утверждал, что он звонил Сталину в полпервого ночи перед началом войны и информировал о положении дел на границе. В Кремле уже знали о донесениях перебежчика о приказе Гитлера атаковать СССР. Большинство источников свидетельствуют, что Иосиф Виссарионович высказывал сомнения в достоверности этой информации. После получения первых сведений о бомбардировке он появился в своем рабочем кабинете в 5 часов 45 минут, о чем имеется запись в тетради посетителей. «Его рябое лицо осунулось. В нём проглядывалось подавленное настроение», - вспоминал управляющий делами Совнаркома Яков Чадаев. В семь утра Сталин сделал звонок в Минск первому секретарю КП(б) Белоруссии Пантелеймону Пономаренко и призвал его «лично перенести свою работу в Военный совет фронта». В этом разговоре Иосиф Сталин неудовлетворительно отозвался о военных. В частности сказал: «Обстановку штаб знает плохо». В целом историки этот день характеризуют как время неопределенности и ожидания достоверных сведений с фронтов. Последний посетитель покинул рабочий кабинет Сталина в 16 часов 45 минут.

В тетради посетителей отмечено, что Сталин дважды принимал высших советских чиновников. Первым вошел Молотов в 3 часа 20 минут, последним вышел начальник отделения 1-го отдела (охрана высших должностных лиц) Главного управления государственной безопасности НКВД СССР Николай Власик в час ночи следующих суток. В этот день Сталин подписал Указ об общей открытой мобилизации.

В этот день первым в кабинет Сталина вошел Народный комиссар среднего машиностроения СССР Вячеслав Малышев. Это было в 16 часов 20 минут. По общему мнению, в СССР пришло осознание надвигающейся катастрофы. Сталиным было принято решение об образовании Совета по эвакуации, который возглавили Косыгин и Шверник. Последующие события показали, насколько правильным и своевременным был этот шаг. То же самое можно сказать и о создании Советского Информбюро.

В этот день в тетради посетителей зафиксированы многочисленные встречи. Сталин принимал своих подчиненных дважды: с полночи до 5:50 утра и с 19:40 до часу ночи 26 июня. Им была подписана директива «О формировании группы армий Резерва Главного Командования» под командованием Маршала Советского Союза Семена Будённого. Это решение это свидетельствовало о том, что в Москве осознавали возможность разворота главного удара Вермахта с центра на юг. Также были отданы приказы о форсированном отходе 3-й и 10-й армий с тем, чтобы выйти из угрозы окружения под Минском. Тогда же управляющий делами Совнаркома Яков Чадаев стал свидетелем разговора Сталина с народным комиссаром обороны СССР Семеном Тимошенко о Якове Джугашвили, который просился на войну. Сталин категорически высказался против каких-либо льгот его старшему сыну. Был подписан приказ № 222 «О немедленном введении в действие порядка рассмотрения дел военными трибуналами». В Кремле не забывали и о союзниках Германии. Советская авиация нанесла бомбовый удар по Южной и Средней Финляндии, прежде всего по Хельсинки и Турку.

Рабочий день Сталина начался с 12 часов 10 минут и закончился в 23 часа 20 минут. Сведения с фронтов по-прежнему носили неустойчивый характер. Из приказов, подписанных в эти сутки, следует отметить конкретику принимаемых решений: - Порядок выдачи пособий и полевых денег военнослужащим действующей армии. - Преобразование транспортных прокуратур железных дорог и водных бассейнов в военные прокуратуры. - Переход в собственность обмундирования, выданного рядовому и младшему начальствующему составу, убывающему на фронт. Также Сталин провел экстренное совещание с Жуковым, которого срочно отозвали с Юго-Западного фронта, с Тимошенко и Ватутиным. Речь шла о драматической обстановке на Западном фронте. Немецкие танки подошли к Минску.

В этот день Сталин начал принимать посетителей в своем кабинете с полпятого вечера и практически до трех часов ночи 28-го числа. Было проведено совещание членов Политбюро. Иосиф Виссарионович предложил провести мобилизацию коммунистов с тем, чтобы усилить контроль в войсках и сделать акцент на идейно-политической работе в РККА. Также были подписаны постановления Центрального Комитета Компартии «о вывозе из Москвы государственных запасов ценных металлов, драгоценных камней, Алмазного фонда СССР и ценностей Оружейной палаты Кремля». К этому времени уже стали известны многочисленные факты зверств немцев, поэтому было решено организовать вывоз людей из территорий, которые могут быть оккупированы врагом.

В тетради посетителей первым значится Молотов, который зашел в кабинет Сталина в полвосьмого вечера. Последним вышел Меркулов в 00:15 минут 29-го числа. Сталин практически весь день провел в одиночестве. Историк Георгий Куманёв, неоднократно беседовавший с Молотовым, ссылаясь на слова наркома иностранных дел СССР, написал о глубоких переживаниях первого лица государства, связанных, прежде всего, с политическими просчетами. «Он в самом деле не верил, что война так близка. И эта его позиция оказалась ошибочной», - вспоминал Молотов. Британский историк Саймон Монтефиоре также придерживается этой версии: «Нервный срыв представляется вполне правдоподобным и возможным. Сталин был сильно подавлен неудачами на фронте и смертельно устал». В то же время имеются разногласия среди историков, касательно даты психологического кризиса, приведшей к конфликту с военными.

По словам Жукова, 29 июня Сталин дважды навещал Наркомат обороны, где и произошел конфликт между руководителем государства и высшим командованием. В адрес военных прозвучала резкая критика о беспомощности высших чинов РККА, которые даже не могут наладить нормальную связь. Молотов впоследствии рассказал о разговоре на повышенных тонах, переходящем на оскорбительные упреки. «…Сталин потерял самообладание, узнав, что немцы второй день хозяйничают в Минске, а западнее столицы Белоруссии враг захлопнул капкан вокруг основной массы войск Западного фронта, что значило: путь гитлеровским армиям на Москву открыт», - писал Иван Стаднюк, опираясь на очевидцев того совещания. Между тем, есть и другие официальные документы, говорящие о преодолении кризиса власти. В частности, в этот день наркоматом обороны по согласованию со Сталиным был учрежден пост командующего ВВС с самыми широкими полномочиями. На эту должность был назначен Павел Жигарев. Сталин расширил круг вопросов, которые мог бы решать самостоятельно новый руководитель боевой авиации. Объяснил он это тем, что этот род войск должен как можно быстрее реагировать на угрозы, а не заниматься различными согласованиями. Ситуация в небе начала постепенно улучшаться, насколько это было возможно в тех условиях. Очевидную правильность этого решения показала битва за Москву. Имеется также альтернативная версия, согласно которой Сталин самоустранился от управления страной. Она базируется на воспоминаниях Никиты Хрущева, который ссылался на рассказы Лаврентия Берия. Общая позиция историков-антисталинистов сводится к фактическому дезертирству главы государства в начале войны. В частности, американские библиографы Сталина (Джонатан Люис и Филип Вайтхед так описывали это период: «Сталин был в прострации. В течение недели он редко выходил из своей виллы в Кунцево. Его имя исчезло из газет. В течение 10 дней Советский Союз не имел лидера. Только 1 июля Сталин пришёл в себя». Однако исторические документы свидетельствуют об обратном.

Никита Хрущев утверждал, что в первую неделю войны Сталин самоустранился от дел и пребывал в прострации. Западные историки также писали, что глава СССР пропал из СМИ на 10 дней. Мы решили выяснить, чем был занят Сталин после 22 июня 1941 года.

22 июня

Георгий Жуков утверждал, что он звонил Сталину в полпервого ночи перед началом войны и информировал о положении дел на границе. В Кремле уже знали о донесениях перебежчика о приказе Гитлера атаковать СССР. Большинство источников свидетельствуют, что Иосиф Виссарионович высказывал сомнения в достоверности этой информации.

После получения первых сведений о бомбардировке он появился в своем рабочем кабинете в 5 часов 45 минут, о чем имеется запись в тетради посетителей.

«Его рябое лицо осунулось. В нём проглядывалось подавленное настроение», - вспоминал управляющий делами Совнаркома Яков Чадаев. В семь утра Сталин сделал звонок в Минск первому секретарю КП(б) Белоруссии Пантелеймону Пономаренко и призвал его «лично перенести свою работу в Военный совет фронта».

В этом разговоре Иосиф Сталин неудовлетворительно отозвался о военных. В частности сказал: «Обстановку штаб знает плохо».

В целом историки этот день характеризуют как время неопределенности и ожидания достоверных сведений с фронтов. Последний посетитель покинул рабочий кабинет Сталина в 16 часов 45 минут.

23 июня

В тетради посетителей отмечено, что Сталин дважды принимал высших советских чиновников. Первым вошел Молотов в 3 часа 20 минут, последним вышел начальник отделения 1-го отдела (охрана высших должностных лиц) Главного управления государственной безопасности НКВД СССР Николай Власик в час ночи следующих суток. В этот день Сталин подписал Указ об общей открытой мобилизации.

24 июня

В этот день первым в кабинет Сталина вошел Народный комиссар среднего машиностроения СССР Вячеслав Малышев. Это было в 16 часов 20 минут. По общему мнению, в СССР пришло осознание надвигающейся катастрофы.

Сталиным было принято решение об образовании Совета по эвакуации, который возглавили Косыгин и Шверник. Последующие события показали, насколько правильным и своевременным был этот шаг. То же самое можно сказать и о создании Советского Информбюро.

25 июня

В этот день в тетради посетителей зафиксированы многочисленные встречи. Сталин принимал своих подчиненных дважды: с полночи до 5:50 утра и с 19:40 до часу ночи 26 июня.

Им была подписана директива «О формировании группы армий Резерва Главного Командования» под командованием Маршала Советского Союза Семена Будённого. Это решение это свидетельствовало о том, что в Москве осознавали возможность разворота главного удара Вермахта с центра на юг.

Также были отданы приказы о форсированном отходе 3-й и 10-й армий с тем, чтобы выйти из угрозы окружения под Минском. Тогда же управляющий делами Совнаркома Яков Чадаев стал свидетелем разговора Сталина с народным комиссаром обороны СССР Семеном Тимошенко о Якове Джугашвили, который просился на войну.

Сталин категорически высказался против каких-либо льгот его старшему сыну. Был подписан приказ № 222 «О немедленном введении в действие порядка рассмотрения дел военными трибуналами». В Кремле не забывали и о союзниках Германии. Советская авиация нанесла бомбовый удар по Южной и Средней Финляндии, прежде всего по Хельсинки и Турку.

26 июня

Рабочий день Сталина начался с 12 часов 10 минут и закончился в 23 часа 20 минут. Сведения с фронтов по-прежнему носили неустойчивый характер. Из приказов, подписанных в эти сутки, следует отметить конкретику принимаемых решений:

Порядок выдачи пособий и полевых денег военнослужащим действующей армии.
- Преобразование транспортных прокуратур железных дорог и водных бассейнов в военные прокуратуры.
- Переход в собственность обмундирования, выданного рядовому и младшему начальствующему составу, убывающему на фронт.

Также Сталин провел экстренное совещание с Жуковым, которого срочно отозвали с Юго-Западного фронта, с Тимошенко и Ватутиным. Речь шла о драматической обстановке на Западном фронте. Немецкие танки подошли к Минску.

27 июня

В этот день Сталин начал принимать посетителей в своем кабинете с полпятого вечера и практически до трех часов ночи 28-го числа. Было проведено совещание членов Политбюро.

Иосиф Виссарионович предложил провести мобилизацию коммунистов с тем, чтобы усилить контроль в войсках и сделать акцент на идейно-политической работе в РККА.

Также были подписаны постановления Центрального Комитета Компартии «о вывозе из Москвы государственных запасов ценных металлов, драгоценных камней, Алмазного фонда СССР и ценностей Оружейной палаты Кремля».

К этому времени уже стали известны многочисленные факты зверств немцев, поэтому было решено организовать вывоз людей из территорий, которые могут быть оккупированы врагом.

28 июня

В тетради посетителей первым значится Молотов, который зашел в кабинет Сталина в полвосьмого вечера. Последним вышел Меркулов в 00:15 минут 29-го числа.

Сталин практически весь день провел в одиночестве. Историк Георгий Куманёв, неоднократно беседовавший с Молотовым, ссылаясь на слова наркома иностранных дел СССР, написал о глубоких переживаниях первого лица государства, связанных, прежде всего, с политическими просчетами.

«Он в самом деле не верил, что война так близка. И эта его позиция оказалась ошибочной», - вспоминал Молотов. Британский историк Саймон Монтефиоре также придерживается этой версии: «Нервный срыв представляется вполне правдоподобным и возможным. Сталин был сильно подавлен неудачами на фронте и смертельно устал».

В то же время имеются разногласия среди историков, касательно даты психологического кризиса, приведшей к конфликту с военными.

29 июня

По словам Жукова, 29 июня Сталин дважды навещал Наркомат обороны, где и произошел конфликт между руководителем государства и высшим командованием. В адрес военных прозвучала резкая критика о беспомощности высших чинов РККА, которые даже не могут наладить нормальную связь.

Молотов впоследствии рассказал о разговоре на повышенных тонах, переходящем на оскорбительные упреки.

«…Сталин потерял самообладание, узнав, что немцы второй день хозяйничают в Минске, а западнее столицы Белоруссии враг захлопнул капкан вокруг основной массы войск Западного фронта, что значило: путь гитлеровским армиям на Москву открыт», - писал Иван Стаднюк, опираясь на очевидцев того совещания.

Между тем, есть и другие официальные документы, говорящие о преодолении кризиса власти. В частности, в этот день наркоматом обороны по согласованию со Сталиным был учрежден пост командующего ВВС с самыми широкими полномочиями. На эту должность был назначен Павел Жигарев.

Сталин расширил круг вопросов, которые мог бы решать самостоятельно новый руководитель боевой авиации. Объяснил он это тем, что этот род войск должен как можно быстрее реагировать на угрозы, а не заниматься различными согласованиями.

Ситуация в небе начала постепенно улучшаться, насколько это было возможно в тех условиях. Очевидную правильность этого решения показала битва за Москву.

Имеется также альтернативная версия, согласно которой Сталин самоустранился от управления страной. Она базируется на воспоминаниях Никиты Хрущева, который ссылался на рассказы Лаврентия Берия.

Общая позиция историков-антисталинистов сводится к фактическому дезертирству главы государства в начале войны. В частности, американские библиографы Сталина (Джонатан Люис и Филип Вайтхед так описывали это период: «Сталин был в прострации. В течение недели он редко выходил из своей виллы в Кунцево. Его имя исчезло из газет. В течение 10 дней Советский Союз не имел лидера. Только 1 июля Сталин пришёл в себя». Однако исторические документы свидетельствуют об обратном.

Сталин в первые дни Великой Отечественной войны

«Сегодня в 4 часа утра без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны германские войска напали на нашу страну, атаковали наши границы во многих местах и подвергли бомбежке со своих самолетов наши города: Житомир, Киев, Севастополь, Каунас и некоторые другие, причем убито и ранено более двухсот человек. Налеты вражеских самолетов и артиллерийский обстрел были совершены также с румынской и финляндской территорий. Это неслыханное нападение на нашу страну является беспримерным в истории цивилизованных народов вероломством. Нападение на нашу страну произведено несмотря на то, что между Германией и СССР заключен Договор о ненападении и советское правительство со всей добросовестностью выполняло все условия этого договора. Нападение на нашу страну совершено несмотря на то, что за все время действия этого договора германское правительство ни разу не могло предъявить ни одной претензии к СССР по выполнению договора. Вся ответственность за это разбойничье нападение на Советский Союз целиком и полностью падает на германских фашистских правителей» - таким было первое в истории Великой Отечественной войны обращение правительства к советскому народу, сделанное по радио в 12 часов дня 22 июня 1941 года. И только через 12 дней, 3 июля, люди услышали слова: «Товарищи! Граждане! Братья и сестры! Бойцы нашей армии и флота! К вам обращаюсь, друзья мои!». Так начиналась речь Сталина, призывавшего советский народ собрать все силы и направить их на разгром врага. Но это произошло только через 12 дней, когда огромные территории Советской страны уже контролировались вермахтом, а Красная Армия терпела тяжелейшие поражения и отступала.

Молчание советского вождя все эти дни стало причиной возникновения заблуждения, согласно которому Сталин в первые дни войны вообще не руководил обороной Советского Союза. Эта версия о «болезни» вождя и о его преступном бездействии после нападения немцев в последнее время получила широкое распространение. Именно она активно отстаивается в современной научной и художественной литературе. Как говорится, раз разоблачаем тирана, любое свидетельство его «преступной» деятельности только на пользу. Вновь сталкиваемся с ситуацией, когда, развенчивая одни мифы, творим другие. Выходит, что Сталин вообще куда-то исчез и появился только спустя 12 дней после начала войны с Германией. Что же происходило с советским вождем и какими были ею действия с 22 июня по 3 июля 1941 года?

Сегодня на основе рассекреченных документов можно утверждать, что Сталин никуда не исчезал и в первые дни войны продолжал работать. Об этом свидетельствует секретная тетрадь из его приемной в Кремле, в которую записывались имена всех посетителей и время их пребывания в кабинете вождя. Из нее видно, что на протяжении первых восьми дней войны Сталин принимал высших армейских чиновников, государственных и партийных деятелей. Все эти документы опубликованы в 6-м номере «Военно-исторического журнала» за 1994 год. Там же говорится и том, что «с первых часов боевых действий на советско-немецком фронте И. В. Сталин активно руководил государством, принимал участие в организации обороны страны».

Однако записи в этой тетради заканчиваются 28 июня, а затем снова возобновляются только 1 июля. Что же заставило вождя прекратить прием, и чем он вообще занимался в эти два дня? Ответ на этот вопрос предлагает военный историк, полковник в отставке Леонид Порицкий. Он сопоставляет распорядок работы Сталина с положением на фронте и считает, что ответ очевиден. Именно 28 июня советские войска под напором противника вынуждены были оставить Минск. Как утверждает исследователь, стало ясно, что если враг сохранит такие темпы продвижения вглубь страны, то уже через две недели он окажется в Москве. Вероятно, после сдачи врагу Минска нервы вождя не выдержали. К тому же связь с районами боевых действий была плохая, информация о положении на фронте поступала крайне противоречивая, не внушавшая доверия.

29 июня Сталин дважды приезжал в Наркомат обороны, чтобы на месте разобраться в ситуации и, как вспоминает Г. Жуков, «оба раза крайне резко реагировал на ту ситуацию, которая сложилась на западном стратегическом направлении». Связь по-прежнему фактически отсутствовала, войска оказались без централизованного командования. «Сталин был очень расстроен, - вспоминает А. Микоян. - Когда выходили из наркомата, он произнес такую фразу: «Ленин оставил нам великое наследство, мы - его приемники - все это…» Мы были поражены этим высказыванием Сталина. Выходит, что все бесповоротно мы утратили? Считали, что это он сказал в состоянии аффекта». О расстройстве Сталина говорит и историк Волкогонов Д.: «Кульминацией психологического шока Сталина была его реакция на известие о падение Минска. Сталин поехал к себе на дачу и почти весь день не появлялся в Кремле».

30 июня был сформирован Государственный Комитет Обороны. О процессе его формирования вспоминает Микоян: «На следующий день, около четырех часов, у меня в кабинете был Вознесенский. Вдруг звонят от Молотова и просят нас зайти к нему. Идем. У Молотова уже были Маленков, Ворошилов, Берия. Мы их застали за беседой. Речь шла о необходимости создания Государственного Комитета Обороны, которому необходимо отдать всю полноту власти в стране, передать ему функции Правительства, Верховного Совета и ЦК партии. Мы с Вознесенским с этим согласились. Договорились во главе ГКО поставить Сталина.

Решили поехать к нему. Он был на ближней даче.

Приехали на дачу к Сталину. Застали его в малой столовой, он сидел в кресле. Вопросительно посмотрел на нас и спрашивает: «Зачем пришли?» Вид у него был какой-то странный, не менее странным был и поставленный им вопрос, так как, по сути, он сам нас должен был созвать.

Молотов от нашего имени сказал, что необходимо сконцентрировать власть, чтобы быстро все решалось, чтоб страну поставить на ноги. Возглавлять такой орган должен Сталин. Сталин посмотрел удивленно, никаких возражений не высказал. «Ладно», - говорит».

В тот же день было принято постановление о создании Комитета Обороны во главе со Сталиным.

Сталин возобновил работу в Кремле 1 июля 1941 года, о чем свидетельствуют появившиеся записи в секретной тетради. А через день, 3 июля, он выступил по радио перед советским народом. В своей речи Сталин сформулировал целую программу поведения в условиях войны, призвал к всенародной войне, вселил надежду на победу.

Итак, можем ли мы говорить о бездействии Сталина в первые дни войны? Скорее нет, чем да. Он продолжал работать и пытался овладеть ситуацией, сложившейся в стране после начала войны. Бездействие его проявилось на девятый и десятый дни войны и действительно было связано с состоянием отчаяния и психологической нагрузкой. Тем не менее ему удалось прийти в себя и вернуться к выполнению своих обязанностей. Другое дело, что повел себя Сталин в той критической обстановке скорее как обычный смертный человек, а не как «вождь с несгибаемой волей и силой духа».